— Вовсе нет, морские девы. Я хотел,
чтобы моя подопечная увидела вашу красоту и услышала дивное пение,
— льстиво отозвался герцог, а его рука сжала детскую ручку. Он
знал, что если что-нибудь пойдет не так, то из русалок получится
отменная «жареная рыбка», и ужином уже станут они.
В подтверждение этому, его глаза блеснули
золотом, и смелость морских дев как водой смыло. Они то знали, что
чародей хоть и не придавал значения их остротам и выходкам вроде
выброшенного на его берег мусора, но испытывать его терпение никто
из них не решался.
— Надеюсь, мы сумели произвести
впечатление на эту маленькую рыбку? — миролюбиво спросила
золотоволосая русалка.
Герцог кивнул Энье, и она
заговорила:
— Приветствую вас, морские девы, и
выражаю восхищение вашим пением и красотой. Мне никогда не
доводилось видеть вас вживую, только в книгах.
— А она мне нравится! — русалка
отложила гребень, удивленно хлопая длинными ресницами, с интересом
глядя на бронзоволосую девочку.
— Верно! Давно с нами не говорили с
таким почтением, — отозвалась клыкастая. — А раз так, то с этого
дня, ты будешь под нашей защитой, и если попадешь когда-нибудь в
беду на морских просторах, то возьми любую ракушку, — она взяла
перламутрово-розовую скрученную раковину и приложила к уху. —
Сделай так, и позови дочерей Ньёрда[1], и
мы придем, где бы ты ни была, — она резко обернулась, всматриваясь
вдаль и предостерегающе сказала. — Возвращайся на берег, чародей.
Скоро здесь будет неспокойно.
Не прощаясь с русалками, герцог схватил Энью,
и, устроив на своих плечах, быстро поплыл к берегу. Девочка только
и успела, что обернуться да помахать рукой морским девам. Те
сделали то же самое и продолжили петь, но теперь очень грустно, от
чего у Эньи защемило сердце, и все хорошее настроение куда-то
исчезло.
Стоило им ступить на песок, как вдалеке
прогремел гром, небо заволокли темные густые тучи и пошел такой
сильный ливень, что Энья вскрикнула от страха. Капли били ее по
плечам, рукам, босым ногам. Если бы она не прикрывала голову, то и
макушке бы досталось.
Герцог набросил на нее платье, подхватил все
вещи и, взяв за руку, они побежали к дому, укрывшись в оранжерее и
слушая, как громко стучит ливень по крыше и
стеклам.
Энья вновь чихнула и шмыгнула
носом.
Герцог нахмурился. В его глазах появилась
озадаченность. Энья была первым в его жизни ребенком, которого он
взял на воспитание. Девон не знал всего того, что знала нянюшка
Эньи. Будь почтенная дама рядом, отругала бы обоих за плавание и
пробежки под дождем, да отправила бы парить ноги, обвязала
лечебными горчичниками и вручила горячее питье.