Здесь бородатый преображался: надевал халат и маску, долго и тщательно, как хирург, мыл руки, проспиртовывал перчатки. Другой – подтянутый, худощавый мужчина с седеющими висками, прямым острым носом и узкими губами – лицом умного и недоброго человека, такими же стерильными перчатками вынимал из свертка содержимое, крича по-русски: «Ниночка, что Вы там копаетесь? Установили?», – и шел к обычному кабинетному столу, на котором стоял микроскоп. Взглядывал быстро в окуляр: «Не обманули – ткани свежие. Быстро на анализ и выделяйте клетку. Приступайте к заказу немедленно! Эти по миру пойдут, а нужную сумму достанут».
То, что так бережно несли горевавшие люди, и так мельком рассматривал в окуляр микроскопа недобрый человек, был, собственно говоря, кусочек кожи, срезанный с наитончайшим слоем плоти острым, как бритва скальпелем прозектора. Дальше этот кусочек симпатичная Ниночка несла в лабораторию с пробирками, лампами, термометрами и огромной барокамерой. От лаборатории шел коридор, освещенный спокойным голубоватым светом, застеленной серой с синим ворсистой дорожкой, которая скрадывала шаги. По бокам коридора множество дверей вели в комнаты. На мощных дверях были небольшие окна из небьющегося стекла, забранные решеткой; стены комнат покрыты толстой мягкой облицовкой; шторы были плотно сомкнуты, и комната освещалась все тем же голубоватым, ровным светом. В каждой палате было по два человека: один в светлом форменном брючном балахоне и другой, которого водили и обслуживали, как глубоко больного. Поражал отсутствующий взгляд и неподвижное лицо этого – другого. Вот здесь и начинались те странности, о которых рассказывал каштану любопытный плющ.
Форменный человек говорил: «Если ты не будешь улыбаться, будет больно. Да, я снова подключу тебя к току. Улыбаться – это значит, управлять мышцами лица. Уголки губ вверх! – Хорошо, хорошо. Но кричать и плакать пока у тебя получается лучше. Да, ты хорошо успеваешь в предметах, но еще раз прослушай запись: это твой голос, когда тебе весело, повтори. Что такое весело? Ну, например, ты насытился. – Это, когда тебе хорошо. А вот твой голос, когда ты сердит. На что? – Ну, может быть, на продавца, который плохо тебя обслужил. Как, плохо? – Еще раз просмотри учебный материал».
В других палатах более нерадивые ученики кричали от электрошока. Что-что, а боль они умели отличить от всего остального. Но толстые стены и стекла скрывали это скопище страданий от посторонних глаз.