Люди пили, ели, переговаривались вполголоса, будто боялись нарушить чей-то чуткий сон. Изредка кто-то вставал и что-то говорил, тогда женщины тихо вздыхали и утирали платочками слёзы, а мужчины, потупив взгляд, опускали головы.
Как это разительно отличалось от тех встреч, когда он царил во главе стола, словно магнитом притягивая к себе сотрапезников. Его рокочущему басу внимали, боясь пропустить хоть слово из сказанного – не с рабским подобострастием, но восторгом и восхищением. Аудитория благоговейно стихала, если он был серьёзен, и взрывалась безудержным хохотом от его шуток. Он не подавлял, но рядом с ним хотелось слушать и слышать только его…
Однажды в его день рождения был произнесён тост – предлагалось выпить за потрясающую харизму именинника – на что тот, смущаясь и оправдываясь, пробормотал под нос: «Ну что ж поделать, харя у меня такая, пора привыкнуть…". То, что от другого прозвучало бы пошло, из его уст было так наивно и трогательно, что все сразу бросились утешать и признаваться в любви этому огромному седовласому мужику. И только она видела спрятавшуюся в глубине зелёных глаз хитринку, когда он повернул голову, рассматривая своё отражение в стекле шкафа.
Она и появилась в его доме в такой же праздничный день (сколько ему тогда исполнилось – семнадцать, восемнадцать?) Тогда он только кивнул головой, уделив всё внимание подруге. Так бывает, первая любовь, ничего не попишешь. Но не подруга, а она первой почувствовала запах табака и привкус алкоголя на его губах, и совсем неважно, о ком он тогда думал – «первая любовь» куда-то бесследно исчезла, а она осталась в его жизни надолго.
Да, она не была красавицей, не отличалась особым изяществом и не относилась к элите, но другие никогда не были такими удобными для него. Она же с готовностью подставляла себя сначала молодым и горячим, а с годами ставшим жёсткими и сухими губам, чтобы он мог утолить жажду. Она коротала с ним бессонные ночи, сохраняя горячим кофе; морщилась от солёности рассола похмельными утрами; заставляла биться его сердце, подавая капли какого-то остропахнущего лекарства. И, как никто другой, знала о нём всё или почти всё.
Она ему преданно служила, а он по-своему любил её и берёг – как будто дали обет «всегда быть вместе в радости и горе, в бедности и богатстве, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит…».