Табу - страница 24

Шрифт
Интервал



— Ты будешь наказывать меня до конца жизни, да? Потому что я вижу, что отпускать ты меня не собираешься.
— Куда тебя отпускать-то? — рассмеялся он и вышел. — У тебя нет ни документов, ни друзей, никого, кто сможет помочь. А я помогу, но только, если ты не виновата.
— А если виновата? — прошептала я, уверенная в том, что он не услышит.
— Тогда я лично задушу тебя. — Его разъяренный шепот раздался у самого уха. Я вздрогнула, нет, не от страха, а от неожиданности. — Буду душить, медленно сжимая твою тонкую шею. Ты поплатишься за каждого! Особенно за Машку Куранову, чьи дочери остались без матери, а муж убит горем! Слышишь? Поэтому в твоих интересах, чтобы ты оказалась чиста.
— Да ты же мне не поверишь, даже если я тебе все расскажу! — заорала я, обернувшись к нему. Наши носы столкнулись. Я ощутила горечь табака и привычную терпкость его аромата. — Да я и сама ничего не знаю, иначе меня бы не держали в том амбаре несколько дней. Я постоянно повторяла одно и то же! Твердила, что ничего не знаю!
— Именно поэтому мне не нужны твои объяснения, — он стоял в паре сантиметров от меня, скользя пылающим взглядом. Я ощущала его гнев, ежилась от внезапного жара. Линия скул Серёжи стала еще резче, челюсть была плотно сомкнута, а ноздри раздувались, готовые извергнуть пламя. Хотелось прислониться к нему, но Лазарев резко отошел, словно прочёл мои мысли и, накинув полушубок прямо на голое тело, вышел из дома.
А я осталась стоять одна. Растрепанная и убитая. Что? Что он делает? Защищает от других, а сам уже готов казнить? Глаза резало то ли от сухости воздуха, то ли от накатывающих слез. Стоп! Не реветь! ОНИ не увидели слез, и Лазарь их тоже не дождется! Но стоило мне только закончить мысль, как дверь с шумом открылась, и взбешенный Сережа вбежал в холл, разбрасывая комья снега. Он сдернул с меня халат одним рывком и прижал к стене, деревянные рамки картин на которой больно врезались в спину.
— Я сошёл с ума, — шептал он, покрывая мою шею поцелуями. Его левая рука шарила по телу, пока второй он расстегивал металлическую пряжку ремня. Его тихое рычание, было наградой для меня, ведь это значит, что в борьбе с самим собой Сергей был бессилен. Он бесился от своей слабости передо мной, рычал и сильно прикусывал нежную кожу груди. Хотелось кричать от боли, но изо рта вырывались только стоны, распаляющие мужчину еще больше.