Мне сказали, что некоторые беженцы требуют, чтобы их отправили в определенный лагерь, потому что они думают, что смогут найти там членов своей семьи.
Мы прошли мимо спорящих к автомобилю.
Я увидела мужчину, который стучал по стене.
Мой сопровождающий закричал: «Заблокируйте дверцу!»
Я не чувствовала себя испуганной. Мне было жаль людей в лагерях, а также сотрудников УВКБ, которые не могли удовлетворить все нужды всех беженцев. Когда беженцы возмущены, в этом иногда винят сотрудников УВКБ. Но эти сотрудники сострадают жертвам войны.
Трудно быть готовым, когда количество беженцев и ситуации все время меняются. Слишком многим людям требуется помощь для выживания. Многим детям, которые собираются в школу, нужно медицинское внимание – вакцинация.
Беженцев – 22 миллиона. Два месяца назад я не имела об этом ни малейшего представления.
Нам надо помочь тем, кому приходится бежать, чтобы выжить.
Проблемы и числа будут только расти до тех пор, пока мы не остановим эти войны.
У многих детей в лагере Ватерлоо чесотка. Но я лучше заражусь, чем просто подумаю о том, чтобы вырвать свои руки из рук этих маленьких детей.
И надо понимать, что это – всего лишь одна из множества проблем, с которыми живут здешние дети. Видимые условия жизни не назовешь хорошими. Откровенно говоря, они ужасны. Я уверена, что бÓльшая часть самого плохого просто не видна.
Здесь дети хватают тебя за руки и идут с тобой, улыбаясь и напевая. У них нет ничего. Они в рваной грязной одежде. И они улыбаются.
Я только что вернулась в свой номер, где ночую. Вымыла лицо и руки. Долго смотрела на руки.
Позже в этот же день я отправилась в лагерь для потерявших конечности, где было много перемещенных лиц, поддерживаемых другими неправительственными организациями.
Последние несколько минут я, находясь там, просто держу в руках ручку.
Я не знаю, что писать. Хотя нет, знаю. Я зла. Я ненавижу людей, сделавших это. Я ненавижу, что страдают все. Инвалиды, беженцы, перемещенные лица, люди, живущие в разрушенных войной деревнях, – все. Так много пытающихся выжить, в то время как те, кого они любили, были искалечены или убиты. Никто не живет так, как жил до ОРФ (повстанческая армия, которая позже развилась в политическую партию. – Прим. ред.). Я не понимаю, как это может продолжаться. Как моя страна может заявлять, что идет на помощь всем нуждающимся странам, когда все здешние люди проживают каждый день, зная, что нет справедливости, нет возмездия, нет настоящего мира.