– Что? Уволил? – насупилась Нина.
– Нет, – замотала я головой и застонала, – но лучше бы уволил, честное слово.
– Тогда что?
– Он... он меня...
– Ну что? Премии лишил, да?
– Нинусь, - поджала я губы и жалобно на неё глянула, не в силах рассказать то, что со мной приключилось. Это было слишком! Это до сих пор не укладывалось в моей голове, а уж как обличить всё в удобоваримые слова, так я и вовсе не понимала.
И стыд всё больше поджаривал меня изнутри!
– Вот же гад ползучий! Знает же, что тебе сейчас деньги позарез нужны, и всё равно извращается!
– Извращается, - кивнула я и прихлебнула из бокала.
– Слушай, Тань, а может тебе плюнуть на всё и уволиться, а?
– Гениально, Нин! И как я сама до этого не додумалась и правда? Только есть один нюанс. Малюсенький такой, – показала я соответствующий размер большим и указательным пальцами, – кредит ты за меня платить будешь?
– Мда, – поджала губы подруга, – за меня бы кто мои выплатил.
И на кухне после этих слов воцарилась практически гробовая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на подоконнике, да мерным шумом вечернего мегаполиса за окном. Каждая из нас думала о своём. Нинка, наверное, о том, как ей катастрофически не везёт на мужиков. А я о том, что мне во второй раз к ряду фортануло как утопленнику.
– Нинусь? – выдохнула я, – Что мы всё обо мне, да обо мне. Ну, подумаешь, работа. Ну чёрт с ним, с этим Ханом проклятым. Ты лучше расскажи, как у тебя тут дела? Сколько мы с тобой не виделись, м-м?
И подруга вдруг встрепенулась, а потом залилась соловьем, рассказывая, что наконец-то вроде как встретила нормального парня и уже дважды сходила с ним на романтическое свидание. Я, конечно, же улыбалась в ответ на ее слова, а сама под столом отчаянно скрещивала за неё пальцы. Потому что, ах и ох, но сколько раз сидя на этой самой кухне, я слышала подобные восторженные рассказы, а вскоре услужливо подавала ей салфетки, когда она оплакивала очередного мудака.
Нинке было тридцать три, мне двадцать два, и один чёрт знает как так получилось, что мы сдружились. Но факт оставался фактом: она была одной из немногих, кого я считала близким человеком. Правда, даже ей я не могла открыться до конца, рискуя прийти к неутешительным для себя выводам.
Так и сидели мы на кухне, болтая обо всём, кроме сегодняшнего инцидента, а глубоко за полночь всё-таки решили, что с нас хватит, и двинулись спать. Но перед тем, как лечь на разложенный и скрипучий диван-книжку, я впервые обратилась к подруге со странной просьбой: