— Ты у Петшу остановилась? — Данка поднимает на меня взгляд.
Киваю. Если после трех ночей с тремя братьями я выживу или останусь в уме, то свалю отсюда сразу же. Я еще не решила, куда мне стоит идти после возвращения в город: в полицию или церковь.
— Ты не обманщица, — Занка поднимается на ноги, — поэтому закапывать тебя в лесу не будем. Бабушка говорила, что если и убивать человеков, то лгунов, а честных, как наш дедушка, брать в семью.
— Как котят, что ли? — медленно и недоуменно моргаю.
— Котята тоже не врут, — пожимает плечами Анка, — и тоже не любят оборотней, кстати.
Сестрицы со смехом убегают, бережно прижимая портреты к груди. Когда хлопает дверь, я едва слышно говорю:
— Только не надо меня брать в семью оборотней.
Вещаю про мохнатых чудищ, а сама не верю в свои слова. Они же только в сказках живут. Кровожадные, жестокие и жутко любят похрустеть человеческими пальцами. Для них это деликатес, как и глазные яблоки.
— У нас на тебя другие планы, Эва, — хмуро отвечает Йорг и встает. — И пальцы человеческие нас не интересуют. И в горах никогда человечину не ели. У нас тут всегда были иные порядки.
Обрастает шерстью, похрустывает суставами и трещит мышцами со связками. Штаны рвутся по швам. Волевое лицо вытягивается в морду ушастого мохнатого монстра, который нависает надо мной и касается когтями подбородка:
— Вот теперь можешь и на зубы мои посмотреть, — обнажает огромные клыки с резцами, — глупая человечка.
14. Глава 14. Я весь твой, крошка
Я не кричу, лишь пальцами с шуршанием сминаю оставшиеся листы бумаги на разделочной доске. Надо мной нависает жуткая мохнатая жуть. Огромная, плечистая, мускулистая и зубастая. Клыки размером с указательный палец. Вглядываюсь в желтые глаза и икаю в гнетущем молчании. Один раз.
— Зубы будешь смотреть? — рычит монстр.
Разглаживаю листы и торопливо накидываю морду с оскалом. Лишь линиями, без прорисовки шерсти. Кстати, талант художника раскрывается именно в быстрых набросках, в которых тяжело уловить характер натурщика или натурщицы, а тут огромная и страшная образина.
— Держи, — протягиваю Йоргу его портрет.
Удивленно навострив волчьи уши, смотрит на мой быстрый рисунок, держа лист бумаги двумя когтистыми пальцами. Фейн и Матей встают, подходят к нему и тоже молча разглядывают мой шедевр.