— Я знаю, что не для нас. — В этом мире вообще все ради денег. — Мне кажется, гуманность — это вообще не про вас.
— А как же устройство твоей безбедной жизни? Разве это было негуманно?
— Своеобразное благородство, — почти шепчу я, когда он собой весь свет закрывает, спускает взгляд прямо мне на коленки. Тянет руку, и я уже готова сопротивляться, когда он чуть касается ног, затянутых в капрон. А он только тетрадь забирает. — Эй!
— У тебя тут все неправильно. Совсем английский не учила?
— Мне было не до учебы.
— А, соревнования, тренировки. Я, кстати, нашел пару твоих выступлений.
Я поджимаю губы, но по телу разливается приятное тепло. Это он, получается, думал обо мне, раз искал в сети, как выступает Елизавета Лебедева.
Он листает тетрадь, изредка бросая на меня равнодушные взгляды. Но даже они смущают и вызывают желание прикрыться, хотя я, вроде как, в одежде.
— И как?
Матвей усмехается.
— Тебе мое экспертное мнение? — да, идиотский вопрос. — Ну, как по мне, дрочибильно. Я бы в живую посмотрел.
Придурок. А чего еще я хотела услышать от озабоченного преступного элемента?
Встала, выхватила тетрадь и толкнула плечом, чтобы пройти мимо, но мне это не удалось. Он выставил руку, как чертов шлагбаум, и я оказалась в плену между стенкой и его большим телом. Я вообще никогда не любила высоких парней. Смотреть еще на них — снизу вверх, но с ним это ощущается по-другому. И даже обида с ним ощущается иначе. Только вот смущает рука, что плавно переместилась на мое плечо и легко его поглаживает. А еще смущает, что я сама как-то стою и ничего сделать не могу. Когда меня касается Миша, мне сразу щекотно, я сразу болтать начинаю, а тут молчу, молчу и в глаза его распутные смотрю. В них столько грязного порока, но я, все равно, не могу пошевелиться.
— Трахнулась уже со своим кикбоксером? — вдруг слышу его вопрос и словно ото сна просыпаюсь.
— Что? Нет, конечно! Как вы вообще подумать могли?
— Встречаешься с ним целую неделю и еще не дала?
— Всего неделю! — почти пищу, потому что его рука спускается по руке к моим замершим пальцам, которые он перебирает.
— Если люди хотят друг друга, то неделя — это очень долго, — Господи, Лиза, ну, сделай что-нибудь, что ты стоишь, почему даже не толкнешь его?
Толкаю. Двумя руками в грудь, но это как по бетону бить. Он даже не дернулся. Продолжил гладить, теперь уже ногу, дергая нервные окончания, вызывая тахикардию — не меньше.