— Нравится?
— Это лучшее, что доводилось пробовать…
Не знаю, о чем я говорила, то ли о его мимолетных прикосновениях, то ли о густом, сладком, как его парфюм, дыме, что заполнял мои лёгкие. Голова закружилась от крепости, а мой искуситель мгновенно вложил в мою руку бокал шампанского.
— Пей…
— Убьёт, люди добрые… — рассмеялась я, понимая, что чужие разговоры в зале прекратились. Все, наверняка, обернулись в мою сторону… Но мне было всё равно, потому что в темноте я никому ничего не должна… Нога качнулась, скидывая лодочку на пол, подняла вторую, как вдруг тёплые мужские ладони обхватили мою щиколотку. Быстрый бег пальцев по ноге заставил задрожать… Тело предавало, выпуская на первый план всё, что я скрывала за бетонным монолитом. Ментор взялся за каблук и стянул туфлю с ноги.
— Так лучше?
— Так хорошо.
— Давай поиграем, Мишель? — Ментор тоже закурил, чуть отведя лицо в сторону, чтобы в тлеющем кончике сигареты я могла видеть лишь его профиль. — Правда или действие.
— Давай… — я осушила бокал и поставила его на стол.
— Правда?
— Правда.
— Таблетки?
— Таблетки, — кивнула я и ощутила спасительную жидкость, что скатывалась по щекам, наверняка разнося тушь по лицу. Я теперь всегда буду рыдать в его присутствии? — Меня спас друг, что внезапно заскочил, чтобы завести документы по общему проекту. Он промывал меня до утра.
— Ты смотришь ему в глаза?
— Я не видела его глаз много лет… Уехала на следующий день, затерявшись в Европе на долгие пять лет.
— А теперь?
— А теперь смотрю.
— Почему?
— Потому что скрывать больше нечего. Он узнал всю боль, что кипит во мне до сих пор, поэтому прятаться больше не от кого. Только родных берегу и другу признательна, что никому не рассказал.
— А ты не думаешь, что было бы лучше, если бы рассказал?
— Нет. Я и так превратилась в мозоль, что ноет в сердцах родителей много лет. А если узнают, то ни одна мазь не затянет родительское сердце. Они не достойны слабой дочери, которая решила расстаться с жизнью во имя любви.
— А сейчас? Ты думаешь об этом?
— Иногда, — я кивнула в темноту, когда услышала, как бокал вновь наполнили. Официант стоял рядом? Боже… Я тут нутро своё вываливаю при посторонних… Но меня же никто не видит. Я просто тёмное пятно в этом ресторане. — Когда становится тошно, то жалею, что не довела дело до конца. Но повторять не буду. Не хватит больше смелости, трусливая стала. Тебе не кажется, что ты задал больше, чем один вопрос?