– Готово,
фотомодель! – объявил Минхо, опуская фотоаппарат. – Кадры вышли что
надо. Будешь звездой Инстаграма.
– Спасибо! –
она подняла на него глаза. – Надеюсь, хоть на одном я не похожа на
побитую дворняжку. Слушай... – она замешкалась, глядя на
свое отражение в остывшем кофе. – Я тут подумала... Если ты
согласишься, чтобы я осталась, может, я могла бы быть полезной? Ну,
знаешь, как модель. У тебя есть какие-то проекты, где нужны
нестандартные типажи?
Минхо замер с
фотоаппаратом в руках. В утреннем свете, пробивающемся сквозь
жалюзи, эта странная русская девушка в его халате вдруг показалась
ему знаком судьбы. Как будто все его несбывшиеся творческие замыслы
материализовались в одном хрупком силуэте.
– И много у
тебя опыта в модельном бизнесе? – спросил он, пытаясь скрыть
внезапный интерес за привычной иронией.
– Примерно
столько же, сколько у тебя – в сбивании пешеходов, – парировала
она.
"Туше," –
подумал Минхо. – "Эта девочка явно не промах. Может, и
правда..."
– Я могу быть
разной, – продолжала она, словно читая его мысли. – Хочешь –
загадочной француженкой, хочешь – девочкой с соседнего двора. – Она
вдруг выпрямилась, и что-то неуловимо изменилось в её лице, осанке,
взгляде. – Je peux être qui tu veux*, – произнесла она с
безупречным парижским акцентом.
[*Я могу быть
кем ты хочешь (фр.)]
"Черт возьми,"
– Минхо почувствовал, как его профессиональное любопытство берет
верх над осторожностью."
– Значит, ещё
и по-французски говоришь? – протянул он с той особой интонацией,
которую обычно приберегал для особо наглых моделей. – И что ещё
умеешь?
– Всё, –
просто ответила она. – Ну, или почти всё. В театре нас учили всему
– от стриптиза до древнегреческой трагедии. Правда, стриптиз у меня
так себе выходил, зато в трагедиях я была хороша. Жалко, ролей не
давали, типаж говорили не тот. Моя лучшая роль – «Маленькая
разбойница» в «Снежной королеве».
Она произнесла
это без тени кокетства – как факт, как погоду за окном. И именно
эта будничность признания почему-то зацепила Минхо больше, чем все
её предыдущие реплики.
– Так я
остаюсь? – вмешалась в его мысли Анна. В её голосе мелькнула та
особая интонация, которая бывает у людей, стоящих на пороге новой
жизни – смесь надежды и готовности ко всему.
– Оставайся,
куда ж тебя девать, – вздохнул Минхо и тут счел нужным добавить
строгости. – Но только на месяц, ни днём позже!