Через две недели я буду дома. Через две недели начнётся новая жизнь…
*********
В день отъезда просыпаюсь очень рано. Долго лежу, тупо уставившись бесцельным взором в потрескавшийся потолок. Предпринимаю попытку уснуть, но у меня, естественно, не получается. Причина идиотская. Слишком много мыслей и переживаний, мне не свойственных.
Как сейчас выглядит мой брат? Узнаю ли я его? Будет ли он рад мне? И как вообще пройдёт наша встреча?
Задержав дыхание, поднимаюсь с постели. Едва сдерживаю стон. Прикрываю глаза на несколько секунд и стискиваю зубы до хруста. Смиренно жду, когда утихнет боль.
Да уж. Отпинали меня накануне старательно. Зуеву, спасибо. Отомстил чужими руками-ногами на совесть. Пятеро на одного. Какие-то местные амбалы, уж не знаю, откуда он с ними знаком…
Тогда, потерпев поражение в неравной борьбе, я очутился на земле. В какое-то мгновение даже подумалось, что больше не встану и дом родной так и не увижу. Очевидно, это и случилось бы, если бы не вышеупомянутый Зуев. Тот ведь ссыкло, каких поискать. Потому и тормознул вовремя свою «крышу». Наперёд зная о возможных последствиях...
Прижимая ладонь к ноющему ребру, тянусь за шмотками, висящими на спинке стула. Одевшись и обувшись, покидаю спальню, в узких стенах которой храпом ведут диалог Ивонин и Никифоров. Спускаюсь вниз и выхожу на улицу.
Хорошо… Свежо.
От прохладного утреннего ветра открытые участки кожи моментом покрываются мурашками.
Зеваю, потирая глаза. Сонно приветствую Иваныча. Тот, по обычаю, активно трудится, подметая двор.
– Чего выперся ни свет, ни заря? – интересуется он, не отвлекаясь от процесса.
– Не спится, – признаюсь честно.
– Выглядишь дерьмово. Метлу не предлагаю.
Да уж. Я и сам, к собственному удивлению, рад бы отвлечься и принести пользу обществу, но работник из меня сегодня так себе.
– Уезжаешь, говорят? – спрашивает между делом.
– Да. Поезд в десять сорок.
– То-то Сергевна слёзы льёт третий дней подряд.
– Из-за меня, серьёзно? – уточняю, выгибая бровь.
– А из-за кого ж, – смещается чуть правее. – Вы с неё кровь литрами пьёте, а она за каждым потом убивается, как за своим.
Ощущаю укол совести. Проблем Глотовой я принёс действительно немало.
– Чё, Дань, не терпится на волю?
Неопределённо веду плечом. Странно себя чувствую… Крайние лет десять я жил по расписанию и чётко знал, чего мне ожидать от дня грядущего. И вот, когда ты осознаёшь, что это закончилось, ощущаешь необъяснимую тревогу в груди. Потому что вообще не понимаешь, что будешь делать дальше.