Погожим осенним вечером Арцибашев со своим соседом отправился на рыбалку. Сосед сказал, что нашёл «клёвое» место, старый заброшенный пруд, укрытый от людских глаз, где можно было просто посидеть с удочкой и отдохнуть от городской суеты. «Может быть, и с уловом повезёт», – мечтательно произнёс он.
Прибыв на место, сосед стал разматывать удочки, а Арцибашев тут же закинул блесну и, о чудо, резкий толчок и приятная тяжесть на конце удилища заставили учащенно биться его сердце. Через минуту на берегу оказалась увесистая щучка, жадно открывавшая свою пасть. Наш герой, кроме проглоченной блесны, достал из щуки и ещё живого золотого карасика. «Вот это да… Бывает же такое. Плыви, бедняга», – сказал Арцибашев, выпуская рыбку в пруд.
«Да, где проходит эта грань между добром и злом»? – задумчиво произнёс сосед. «Вот карасика съела щука. Казалось бы, всё, закончилась его жизнь. Ан нет, приехал ты, выловил эту острозубую бестию и все, жизнь продолжается. Но и жизнь заканчивается. Мудрёно. Теперь вырастет этот золотой карасик, оставит после себя потомство таких же круглобоких карасят, и будут они плескаться с раннего утра до позднего вечера, оставляя круги на глади этого старого пруда».
Этот вечер прошёл в философских беседах на берегу. За весь вечер больше не было ни одной поклёвки, видимо, обитатели пруда настолько были потрясены случившимся, что все затаились по ямкам и под корягами и не вылезали до самой ночи.
А что карасик? Темнота и теснота в щучьем брюхе, чувство беспомощности и обреченности. И вдруг возня, свет и… свобода. Ошалев от яркого света и глотка чистого воздуха, он метнулся на самое дно пруда, больно ударился боком о лежавшее там бревно и, спрятавшись в траве, зарылся с головой в ил, пролежав без движения до утра.
Утро началось как обычно: лучики восходящего солнца чуть касались водной глади, окрашивая её в розовато-алый цвет. Мир просыпался, оживал и пруд. Всё как обычно. Но уже не было этого страшного вечера, не было этой зубастой щуки и этих странных людей с удочками, его спасителей. А было только утро, старый заросший пруд, и был он, карасик.