Император выглядел еще более удивленным, чем в начале. Ему
казалось, что митрополит рассказывал о каком-то другом Пушкине. Его
удивление было столь велико, что он не смог сдержаться:
- Вы точно говорите о том самом Пушкине, который с завидной
регулярностью давал повод говорить о себе, как о весьма ветренном
задиристом и склочном человеке, которые нередко выказывал опасные
мысли?
В тот день они еще долго обсуждали перемены, которые произошли с
человеком, который долгое время доставлял и Церкви и государству в
их лицах весьма серьезные неприятности.
***
Псковская губерния, с. Зайцево, поместье
Вишневских
В небольшой комнатенке царил полумрак, едва разгоняемый светом
от двух подсвечников со свечами. На вещах вокруг когда-то
роскошных, богато украшенных сейчас лежал отпечаток затхлости и
ветхости. Гобелен на стене выглядел серым, сцены охоты едва
различимы. Кресло с фигурными ножками в виде львиных лап было
откровенно потрепанным, парчовая сидушка потертой с многочисленными
прорехами. Письменный стол в углу обезображен сколами, во многих
местах прожжен.
На топчане лежал Вишневский, со стоном кутаясь в одеяло. От
большой потери крови его вновь бил озноб, заставляя дрожать и
стучать зубами.
- … Что за наивность? Никакая это не случайность…, - бледный как
смерть, Вишневский со страдальческим видом смотрел на Пушкина,
сидевшего рядом.
Поэту, честно говоря, эта встреча с Вишневским, который хотел
его убить на дуэли, казалась дико странной. Жутко неловко, да
только некуда деваться. Лишь так он мог узнать все подробности
этого «темного», как оказалось дела.
Облегчая душу перед смертью [ранение в живот - приговор, долгие
мучения перед смертью], Вишневский начал такое рассказывать, что
Пушкин тут же «сделал стойку», не хуже породистой гончей.
- … Только... Только сначала поклянись… поклянись на распятье, -
умирающий поляк уже тянул руку со старинным крестом, на котором
была резная фигурка Иисуса Христа. - Ты должен оплатить мои долги…
Выкупи закладные на поместье…, - говорил тяжело, едва выталкивая из
себя слова. Чувствовалось, что ему не долго осталось: счет шел даже
не на дни, а на часы. - Я не могу оставить дочь ни с чем…Агнешка не
будет бесприданницей. Слышишь, поклянись на распятье, что оплатишь
эти проклятые долги.
Пушкин со вздохом взял католическое распятье, поцеловал его и
негромко проговорил: