– А может,
не надо, – рискнул олимпийский посланец.
– Ну, –
произнес Аид довольно взвешенно, – если бы ты после всего не
попытался умыкнуть у меня хтоний…
– Владыка,
– с тревогой пробормотал Гермес, -
вот этого я уже точно не помн… а, понятно, – взгляд упал на
двузубец в пальцах подземного царя. Двузубец казался каким-то
родным. Особенно лбу.
«Ну, хоть
это не спер», – подумалось малорадостно. Потом Гермес кивнул, как
бог, принявший тяжкое решение, уселся на мраморные плиты тронного
зала и начал скорбеть.
Скорбеть
Гермес умел в совершенстве. Громче и фальшивее это умела делать
только Гера, но на высоких нотах Психопомп ее время от времени
обходил.
Сквозь
стены послышалось жалобное подвывание Цербера.
Угол
явственно опустел.
Привычный
еще с детства Владыка чуть поморщился…
– …а потом
отец и остальные проснутся… и всё! Конец молодой жизни,
а-а-а-а-а-а! Они меня… они меня женят! Точно женят! На… не знаю, на
Гебе! – от таких перспектив Гермесу поплохело до полномасштабных
причитаний, с раскачиваниями и заламываниями рук. – А-а-а-а, бедный
подземный мир останется без проводника. А-а-а-а, бедные тенибудут
скитаться по земле в поисках доро-оги. А-а-а-а-а, а я их буду
отправлять по ложному пути, потому что я своооолочь…
Здесь Аид
фыркнул и остановился. То ли представил, каково будет без
проводника, то ли сообразил, что Гермес – зло уже родное и свое,
подземное, можно сказать, в доску. А то мало ли кого дадут.
Олимпийцы.
– Ладно, –
пробормотал подземный царь, вызывая хтоний прямо на ладонь. – Так и
быть. Думаю, они там еще не проснулись. Но сначала придется
разобраться с Цербером: ты б хоть думал, где молнии прикапывать.
Ну, с которыми он перепрятал – будет просто. Вот с теми, которые
успел проглотить…
Гермес
безмолвно поклялся больше никогда не пить. Даже по очень большим
праздникам.
* *
*
Стойко
держался Гермес на допросе, – написал бы аэд из-под лавки. Под
лавку аэда бы загнали похмельные и очень сердитые лица олимпийцев.
Каждое из этих лиц хотело настучать в лицо Гермеса. И орало
что-нибудь вроде: «Это ты! Вор! Вор! Гермессс вор, отдай мою
прелесссть!»
Гермес
моргал очень сонными и очень честными глазами и истово старался
растолковать, что не знает он ничего, ничего не знает. И вообще,
кто-нибудь что-нибудь о вчерашнем дне помнит? Неуверенные мотания
головами (ага, еще б они помнили, пары Леты, не что-нибудь!). Таки
я вас умоляю, у вас есть какие-нибудь доказательства? Что –
криминальная рожа? Вон у Гефеста – фингал, он еще
криминальнее!