Я кивнул головой в знак
подтверждения. Если бы у меня было больше возможностей, больше
материалов, то и сделать бы мог гораздо-гораздо больше вещей.
— Ваше Величество, я сделал максимум
при том, что мне было доступно.
— Я так и понял, — сказал он. —
Честно говоря, когда мне передали твое сообщение рано утром, я
сначала даже не хотел слушать. Думал очередной проходимец. Но меня
зацепило то, что ты назвал себя «инженером». Слово было мне
знакомо, но я точно не помнил его значения. Слишком много воды
утекло с тех пор, как император сошел с ума.
Он отодвинулся от стола, после чего
наклонился и открыл нижний ящик. По звукам шуршания я понял, что он
что-то вытягивает оттуда, после чего глухим тяжелым «бум» опустил
на стол.
Этим «что-то» оказался толковый
словарь. Настолько пожелтевший и выцветший, что было страшно, но я
даже брови поднял от удивления. Каждая страница его была
заламинирована, что, видимо, и спасло этот раритет конца
двадцатого, начала двадцать первого века от разложения.
— Но я кое-что узнал, — продолжил
монарх. — Поэтому и приказал привести. Знаешь, Саша… я мог
совершить самую большую ошибку в своей жизни.
— Перед каждым из нас в жизни иногда
встает такой выбор, Ваше Величество. Мы стоим на перекрестке,
который решит судьбу. И любой выбор может оказаться верным, только
итог будет разным.
Он ничего не ответил, задумчиво стуча
пальцами по столу.
— Ты сможешь сделать рабочий механизм
той штуки, которую создал сегодня? — спросил Алексей Петрович,
подняв взгляд на меня. — Я имею ввиду, который ты назвал таким
звучным словосочетанием — огне-стрел.
Этот вопрос мне не понравился от
слова совсем. Все в нем говорило… нет, кричало, что ни к чему
хорошему создание оружия не приведет. Хотя… когда вообще
приводило?
— Ваше Величество, — начал было я, но
монарх меня перебил.
— Наедине можно просто Алексей
Петрович, — уточнил он. — Продолжай.
Я кивнул. Что-то мне подсказывало,
что такую вольность не знают ни его слуги, ни даже приближенные. Я
понимал, что царь Алексей пытался меня расположить к себе. Он
понимал своей головой, что я не здешний. Что для меня чуждо все,
что здесь происходит и сам монарший строй, в частности.
И если это не случайность, а
намеренный ход с его стороны, то царь прекрасно понимал людей и в
наши дни мог бы стать неплохим психологом. Или революционером,
родись он в восемнадцатом веке.