Опускаю взгляд ниже – из-под ворота рубахи виднеются волосы, не
седые, как я привык их видеть, а темно-золотистые. Вот, значит,
куда вся курчавость ушла. Мокрая рубашка плотно облегает тело.
Оттягиваю кожу на плече – упругая, холодцом не трясется, мешком не
мотыляется.
Живот… Где мой живот? Нет, он не был огромным, но сейчас на его
месте ровный торс. Я даже вижу свои сандалии, и мне не приходится
для этого слегка наклоняться вперед.
Сандалии… В каком музее мне откопали эту древность? Я такие
шкребы разве что в молодости таскал у бабушки в деревне.
Стоп. В молодости… Замираю на этой мысли и даже перестаю
дышать.
У меня один вопрос, бьющийся на множество деталей.
Как? Такое? Возможно?
КАК???
Включаю кран, он гулко дребезжит, а потом стреляет мощным
потоком ледяной воды. Подставляю голову – охладиться, вот что мне
сейчас нужно.
Снова смотрю в зеркало – та же физиономия. Новая, не моя
привычная. Парень в отражении выглядит ровесником Зинаиды, но никак
не мужиком в возрасте.
На двери висит жестяной таз, а вот полотенца ни одного. Вообще
ванная комната слишком пустая для такой толпы жителей. Где
стиральная машинка? Мыла нормального тоже нет, на раковине валяется
только коричневый обмылок.
Я заглядывал одно время к соседке на вечерний огонек, барышня в
возрасте, но следит за собой. Так у нее в ванной три полочки, и все
уставлены баночками и пузырьками.
– Пап, ты там? – дверь приоткрывается, и в проеме возникает
девчушка, что была со мной на кухне.
Как бы тебе объяснить, детка, что я вовсе не твой папа? И что я
все еще не понимаю, живой я или нет.
– У тебя все хорошо? – продолжает она свой детский допрос. –
Выглядишь странно.
А вот с этим замечанием я полностью согласен.
– Нормально, – надо что-то ответить, и я успокаиваю ее этим
пресным ничего не определяющим словом. – Все хорошо. Все будет
хорошо.
Сам своим словам не верю.
– Мама тоже постоянно повторяла, что все будет хорошо, – грустно
говорит она, смотрит испуганно и в то же время серьезно. –
Успокаивала нас, а потом… ушла… – девчушка печально вздыхает. – Ты
же нас не бросишь как мама?
– Что? – растерянно переспрашиваю. – В смысле, бросишь как мама?
Она разве не в пожаре?.. – запинаюсь на этом слове. Как ей лучше
сказать-то, что ее мамы нет.
– В каком пожаре? Она же ушла… – Варя делает шаг ближе, жестом
машет, чтобы я наклонился и шепчет на ухо. – Мы знаем, что она нас
бросила. Уля подслушала, как теть Люся с Зинкой это обсуждали.