Только сейчас замечаю, что у нее такие же серые глаза, как и у
меня, и пшеничные волосы, заплетенные в две тугие косы. А еще
кончик носа чуть вздернут. Точно такой же нос, какой я только что
видел в зеркале.
Она протягивает мне сухую рубашку и выходит. Машинально
переодеваюсь, брюки бы тоже сменить, в джинсах мне привычнее.
Распахиваю дверь и тут же слышу протяжное "Ооооой". Девушка в
бигуди потирает лоб.
– Досталось же нам с тобой, Мишенька, сегодня, – она говорит
ласково и пытается улыбнуться, но невольные слезы на глазах мешают
ей сделать это искренне.
– Прошу прощения, – прикладываю к ее лбу свою мокрую рубашку,
она смущенно улыбается, прижимает рубашку к груди и скрывается на
кухне.
Так, надо ж как-то разобраться, что здесь произошло, где мое
реальное тело и как мне с этим дальше жить.
Пока у меня в союзниках малолетняя девчонка и девушка лет
тридцати. Та, что годится мне в дочки, кажется, строит мне глазки,
а та, что могла бы быть внучкой, называет отцом. Мда… дела…
– Вот, что я хотела вам сказать, Михаил! – в коридор выплывает
розовая Люся. – На тебе лежит гигантская ответственность! Мировая,
я бы сказала. А ты смеешь хамить женщине. Гражданке, я бы даже
сказала! – она распаляется, ноздри ее расширяются и становятся
похожи на драконьи. – Настоящий советский мужчина так бы никогда не
поступил! Подумайте над этим, Михаил! Вам еще детей растить! – она
скачет с тыканья на выканье. – Я, конечно, осуждаю Алевтину. Мы все
здесь ее осуждаем. Бросить детей и так бессовестно укатить… Но
расхлебывать-то ее поступок все равно придется тебе.
Зина активно кивает, на ее лбу медленно набухает шишка.
Отвлекаюсь на это зрелище и погружаюсь в свои мысли. Пытаюсь
разложить их по полочкам, но они скачут и никак не хотят
формулироваться и объединяться во что-то складное.
Детей? То есть их у меня несколько? А можно всех посмотреть, как
говорится.
Причем растить их придется мне, потому что Алевтина их бросила.
Моя жена, получается. По мнению этих дам, конечно же.
Хлопает входная дверь. Мои собеседницы одновременно испуганно
прижимают руки ко ртам и пятятся в разные стороны. Варя берет меня
за руку и куда-то тянет.
– Дядь Гена вернулся, скорей в комнату! – шепчет она.
– А ну свалили все быстро! – в коридоре появляется мужик лет
сорока. Отросшая щетина, растянутая майка-тельняшка, синие
спортивные штаны с вытянутыми коленками.