– Ну, хватит, а то так и «съехать» недолго, – подумала она. – Скоро дети придут, а у меня еще ничего не готово.
Салат, порезанный ровными кубиками, высился аппетитной горкой, на маленьком огоньке тихонько попыхивало жаркое, из духовки по всей квартире разносился аромат допекающихся пирожков.
Марина устало присела и критически осмотрела стол, перебирая в уме, что еще надо бы сделать.
Она увидела ее каким-то боковым зрением или просто почувствовала, что эта чудо-птица где-то рядом. Повернула голову. Так и есть. Вот она! Опять резвится, и как только сил хватает? Марина невольно подошла к раскрытому окну и протянула руку.
Птица кружилась перед ней, взмахивая своими искрящимися крыльями. Длинные реснички прикрывали глазки, острый клюв то открывался, то закрывался, словно она хотела ей рассказать, как хорошо вот так беззаботно парить в теплых лучах закатного солнца. А может быть, она приглашала ее с собой?
Марина опять прищурила глаза, и вдруг ей показалось, что она летит. Легко и свободно. В самую глубину этого бесконечного небесного океана без дна и берегов…
– Бабушка, я тебя зову, зову, а ты не слышишь. Смотри, что я тебе принесла, – девочка, подняв к ней руку, помахала букетиком из осенних кленовых листьев. – Правда, похоже на жар-птичкин хвостик?
– Птичка ты моя дорогая, – засмеялась Марина. – Поднимайтесь скорее, а-то пирожки стынут.
Она смахнула с руки маленький сухой листочек и пошла открывать дверь.
В лучах заката листок кружится,
Он был когда-то пером Жар-птицы…
Лето, 2002, Дедовск
Будильник прозвенел ровно в 6.30. Нина потянулась, откинула одеяло и быстро встала с постели.
– Ты куда? – сонно спросил муж.
– Спи, спи, рано еще, – тихо ответила Нина и вышла из комнаты.
Приоткрыв дверь в детскую, она взглянула на дочь. Алинка спала, положив ладошку под щечку. «Совсем большая», – с нежностью подумала Нина и прошла в ванную.
В 7.00 она вышла на улицу. Было еще темно. Легкие мелкие снежинки серебрились в свете фонарей. Город еще спал, набирая силы перед новой трудовой неделей. Нина шла по пустой улице и с наслаждением вдыхала морозный чистый воздух, еще не отравленный бензином, шумом и суетой. У нее было целых два или даже два с половиной часа, которые она один раз в две недели дарила сама себе. Это было ее время, когда она могла позволить себе думать только о приятном и только о том, о чем ей самой захочется. И как здорово, что она вчера успела переделать все домашние дела. Приготовила вкусный обед на два дня. Все убрала, перестирала и даже, чем она особенно внутренне гордилась, перегладила большую гору белья, которая копилась, наверное, уже недели три. Как она не любит гладить, но что делать – надо!