– Матушка? Мы будем плыть на лодках? – в восторге прошептал Ли.
– Именно так. Но постарайся выражать свои чувства не так явно. Ты не просто дитя, ты Хранитель. Пойдемте же к экипажам, нам пора в путь. Сынок, ты разве хочешь остаться тут?
– Если бы я и хотел, – ответил Ли, чуть склоняя голову, – мне это не позволено.
– Тогда поспешим, – и госпожа Юмири величественно встала с места.
Поспешать в непривычной одежде оказалось нелегко, но, по счастью, идти было недолго.
– Матушка, – вдруг вспомнил Ли, когда они уже вышли из комнаты. – А я ведь недавно сочинил стихотворение.
– Ну-ка, ну-ка, послушаем, – Кими подскочила на месте.
– Сестрица, не торопись, – укорила матушка. – Что за стихотворение, сынок? Ты помнишь его наизусть?
– Да, матушка, – кивнул он. – Прочесть ли мне его?
– Читай, конечно, читай.
Ли перевел дыхание и медленно начал:
– Украдкой стирая слезы, сегодня покину дом,
Хотя накануне только мечтал из него уйти.
Что завтра со мною станет, не скажет никто о том,
Не ведаю я в начале, что будет в конце пути.
– Недурно, сынок, – благосклонно кивнула матушка.
– Я и триаду в первых трех строчках употребил как положено, – добавил Ли, не в силах сдержать улыбки.
– Это хорошо, но хвастаться не следует. «Не радуйся тому, что сделал, жалей о том, что не сделал», кто это сказал?
– Кинори Добродетельный, – ответил Ли.
– В каком году?
– В семнадцатом году двенадцатого кватриона.
– Хорошо, сынок. А при каких обстоятельствах он это сказал?
– Право, сестрица, сейчас не время для экзаменов, – заметила Кими. – Нам пора садиться и ехать. Если мальчик забыл…
– Он сказал это перед смертью, – тихо ответил Ли.
– Верно, но впредь не перебивай старших. И ты, Кими, тоже не вмешивайся в чужие разговоры. Но вот и экипажи.
Домочадцы одновременно поклонились, прощаясь с господами. Несколько женщин подошли обнять отъезжающих. Была среди них и Кора, которая вынянчила и матушку, и Кими, и самого Ли, а теперь жила в доме семейства Тороми, пестуя близнецов – двоюродных сестер Хранителя, но ради такого случая была отпущена господами.
Восемь прислужниц сели в два расписных экипажа, высокородные сестры заняли простой черный. Слуга поднес Ли широкополую шляпу из некрашеной соломы, которую придется в столице заменить чем-то более подобающим для присутствия на коронации, и мальчик сел в открытую повозку. Экипажи тронулись и неспешно покатили по дороге. За ними вереницей шли слуги. Они махали кто рукавами, кто платками, кто шляпами, чертили пальцами в воздухе старинные знаки защиты и вытирали слезы.