– Ты и в Темзе был? – спросила Маша.
– А как же!
– И в Америку плавал?
– Зажмурь глаза, Машенька, и ткни пальцем в глобус – я там был!
Я ощущал волны тепла, исходящие от её тела. Под берёзами я читал стихи. В вечерней тишине они воспринимались буквально:
Я в весеннем лесу пил березовый сок.
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…
– Люблю Есенина, – шептала Маша. – А тебя ещё больше…
– Я тоже… как тебе нравится этот стожок?..
Домой мы возвращались под утро…
За околицей, в зарослях лопуха, меня поджидал Мишка Пахомов. Курки двустволки были взведены, на чёрных стволах оседала роса. Таёжная дремучая ревность – страшное дело. Спас меня случай. Я пошёл к дому другой тропинкой и мы разминулись.
Об этом три года спустя простодушно поведал мне сам Михаил Пахомов, деревенский кузнец.
Маруся Тенешева вовремя уехала из деревни. Иначе, она бы досталась Пахомову. Кому из них повезло? Теперь я совершенно уверен, что повезло Михаилу Пахомову.
Но мы отвлеклись.
– Наш Андрей – матрос, – с гордостью говорила плотнику тётя Фрося. – Моряк дальнего плавания. В Японию недавно плавал, с гейшами пил саке.
– Япония, это да! Это не хрен собачий, – авторитетно соглашался Макар. – Страна восходящего, мать её! солнца… Япония, это вам не какой-нибудь бл… кий Амстердам!
И потом без перехода:
– Гурьяновна, поднесла бы маленькую?
Тётя Фрося таяла и не могла отказать:
– От тебя, как от репья не отчепишься! – ворчала она и выносила плотнику стакан медовухи.
Макар не спеша, в три приема выпивал золотую бражку.
– Я тебе, Гурьяновна, завтра хайруза принесу. В омуте, на Чульпе, мордушку поставил. Еще стаканчик? Для разговора…
– Завтра и поговорим! – отрезала тётя.
Макарка не обиделся и поковылял к другой хате. Там жили Венерцевы.
– Нянька, – сказал он соседке, тёте Симе, – калитка у тя совсем скособенилась. Могу поправить…
– Иди-иди, – отвечала тётя Сима. – Нету у меня. Не поспела ещё.
– Макара легко обидеть, – укоризненно сказал Тенешев, – понять и пожалеть трудно…
Мужичок всхлипнул и вытер глаза рукавом.
– Ой ты, хлюздя, об чем это?
– Бабка Дарья моя, понимаешь, совсем скопытилась. То есть представилась… Выпить бы с горя…
– Да ты чего несёшь, лишенец?!
– Кому? На покос, говорит, пойду. И не пошла…
По щекам Макарки натурально потекли слезы.
– Горе-то какое, – запричитала Сима. – Баба Дарья кончилась… Погоди, Макар, я тебе хоть с лагушка налью.