Бац!
Створка дрогнула от весомого удара с той стороны. Судя по характерному хлопку, сопровождённому звуком посыпавшихся осколков, что-то разбилось, причём запущенное в дверь крепкой, не по-женски сильной ручкой. Похоже, в Аннет бурлила-таки капитанская кровь, усмиряемая до сей поры благородным воспитанием и наставлениями сыновних гувернёров и учителей, и возражать ей сейчас – лишь вызвать новый приступ возмущения.
– Аннет, – примирительно начал Генрих.
Бац!
– Я только хотел ска…
Бряк!
– Послушай, это уже не шутки!
Дзинь, бух!
– В конце концов, неудобно перед герцогом… – рявкнул в сердцах король. – Вот переедешь в Лувр – круши, сколько хочешь, но за мой счёт, пожалуйста. Пожалей фарфор, он не виноват.
Наступила тишина.
Генрих прямо-таки всей шкурой ощущал, как его любимая, гневно раздувая ноздри, взвешивает на руке очередное изделие чайнских или дрезденских мастеров… Но, истинно по-королевски вернув самообладание, возвращает на каминную полку, энергично, с пристукиванием. И кидает в сторону многострадальной двери уже только сердитый взгляд.
– Фарфор… – процедила с неописуемым сарказмом. – А у вас, кажется, неплохой опыт по части разборок с любовницами, сир; лихо это вы на слух определяете…
– Аннет, мы, кажется, давно на «ты», – терпеливо напомнил король.
– Нет, Ваше Величество.
Бывшая капитанская дочка в ней уступила место маркизе.
– Нет. Ни на «ты», ни вообще… никак. Это даже хорошо, что вы вспомнили чёртовы переговоры. Вернули меня, так сказать, с небес на землю, вправили мозги; тысячу благодарностей, сир, и нижайший поклон. Лучше вам уйти.
– Но, милая…
Генрих вздохнул. Проклятая привычка – в кругу «своих» расслабляться и не просеивать сказанное – подвела. Надо же так было ляпнуть, не подумав, что брачные переговоры с бриттанцами скоро, наконец, завершатся ко всеобщему благоденствию… Ох, сейчас бы Пико прошёлся бы по поводу его деревенской простоты!
– Не «милая», – отчеканила Аннет, – не «любимая», не «цветочек». Маркиза де Клематис, напомню, сир. Вдовствующая. И… покончим со всем этим раз и навсегда, мы не дети, в конце концов.
Его величество готов был поклясться, что голос прелестницы дрогнул.
Он прислонился спиной к прохладному дереву, вжался затылком, чтобы хоть немного быть ближе к недосягаемой женщине. И если бы в тот момент в гостевом крыле Гайярда появился кто-то ещё – наверное, испепелил бы взглядом, лишь бы не мешал.