.
Шелер констатирует тот факт, что феноменологическое движение не привело к формированию каких-либо философских школ по типу неокантианских, и объясняет его распространённостью среди первых сторонников «дескриптивной психологии» (так будущая феноменология именовалась в первом томе «Логических исследований») взгляда на феноменологию как на особую философскую установку. Он обращает внимание на то, что феноменологи расходятся в результатах своих исследований намного больше, чем представители неокантианских школ, однако не видит в этом ничего плохого[55]. По этой же причине, считает Шелер, феноменологии невозможно обучить как некоему объективному содержанию знания – феноменологию можно усвоить лишь посредством тренировок в занятии определённой диспозиции сознания и путём всё более глубокого погружения в достигнутые с её помощью результаты.
Приверженцы гуссерлевской концепции феноменологии (особенно те из них, которых В.А. Куренной относит к сторонникам «иерархического» ракурса рассмотрения развития феноменологии Гуссерля[56], например, П. Рикёр, Э. Штрекер) могут, разумеется, привести доводы в пользу того, что Гуссерль никогда не проводил жёсткого различения между феноменологией как наукой, с одной стороны, и феноменологией как методом философского познания, с другой; что Гуссерль, как и Шелер, рассматривал феноменологию также и в качестве «установки», или, точнее говоря, Шелер, должно быть, и позаимствовал у него такое понимание. Действительно, такие доводы не лишены оснований. Например, в своих лекциях в 1907 году, опубликованных под названием «Идея феноменологии», Гуссерль говорил: «Феноменология – так обозначается некая наука, некоторая связь научных дисциплин; но феноменология обозначает вместе с тем и прежде всего метод и установку мышления: специфически философскую установку мышления, специфически философский метод»[57].
Но есть и контрдоводы.
Следует судить не только по словам, но и по делам: Гуссерль реально много сделал для того, чтобы сторонники его взглядов понимали феноменологию скорее как науку, чем просто как новую философскую установку; чтобы её понимали скорее как особую науку о методе познания, т. е. методологию, чем просто как философский метод; чтобы её понимали скорее как методологию «наук о духе», ставшую методологией научного познания. Эти различные смысловые акцентировки могут показаться на первый взгляд мало значительными, но было бы ошибкой их недооценивать, поскольку большое рождается из малого. На наш взгляд,