– Что же на самом деле делается такое за высоким глухим забором домовладения Николая Лебедева?
Именно сюда через всё сельское поселение вела дорога, достаточно накатанная дорогими иномарками с номерными знаками не только сибирских, но и более отдалённых регионов страны и даже ближнего зарубежья.
Сами мысли об условиях содержания и методах лечения не слишком волновали Бориса Ивановича.
Самым главным теперь он считал то, что знал лучше других, считая и дворню знахаря:
– Здоровье его, пусть не окончательно, исподволь, понемногу, действительно шло на поправку!
Уже и желтизна сошла с лица. Значительно сил прибавилось в окрепших руках и в теле.
И он, как совершенно необходимое условие, заодно и правильное для своего скорейшего выздоровления, воспринимал все те особые нормы, исключительные правила и конкретные порядки, что установил в доме и на обширном подворье строгий хозяин.
– Что же, выходит, действительно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят! – несколько позже отыскал Борис Круглов для себя точное оправдание личного, так не присущего ему ещё с прошлой жизни, такого «не любопытства». – Коли считает знахарь, что негоже мне маячить перед посторонними, значит, так тому и быть.
Да ещё и другой, кроме выздоровления, не менее веский, повод имелся для радужного восприятия Борисом Ивановичем всего того, что теперь окружало бывшего журналиста.
3
Своё грядущее и полное восстановление здоровья Борис Круглов осознал довольно неожиданно для себя самого, когда однажды понял, что совсем иначе:
– Не как «пациент на медсестру, проводящую процедуры»!
Стал вдруг посматривать на единственную женщину из окружения Николая Лебедева – управительницу по дому Ольгу Григорьевну.
Правда, так и не решался заговорить с нею о чём-то другом, нежели о чисто домашних вопросах:
– Опасаясь, ненароком навлечь на себя гнев, лёгкого на возможную расправу, знахаря.
Впрочем, властная, под стать работодателю, эта, довольно не старая ещё женщина, не состояла в какой-либо связи с самим Николаем Петровичем, разве что, кроме деловых отношений.
Появлялась она в доме народного целителя, что называется, ни свет, ни заря – с первыми петухами. И покидала его уже затемно, приведя в порядок все, какие тут имелись, помещения и, заодно, накормив-напоив обитателей большого дома.