На готовку пищи, для бани и стирки воду носи ли из Ковы. Тяжело подниматься на угор с полными вёдрами под коромыслом, да только красота стоила того. Сараи, амбары, стайки, бани и прочие строения – всё на задах огородов было построено, в улицу своей неприглядности не выказывало, красоту не нарушало. За огородами, почти вплотную к ним, растянулась озерина[7], неширокая полоска воды, куда летом выпускали гусей и уток. Зимой на том водоёме лошади из проруби пили. Там же воду и для другой домашней скотины набирали.
Рыба в озерине не водилась – домашние пернатые мигом проглотили бы всякую живность, случись ей появиться из занесённых дикими птицами икринок. Да и откуда взяться икринкам? Даже во время перелёта не садились на ту воду ни утки, ни гуси и никакие другие дикие птицы. Наверное, в генетической памяти заложено у них пролетать мимо этого места, чтобы охотники не перестреляли. Местные водоплавающие часто ныряли и доставали что-то съедобное.
Никто там не купался. Почему? А вы представьте, что плывёт кто-то из вас, а рядом пристраивается гусь и клювом долбит плывущего по темечку – другие-то части тела под водой. Тюк да тюк, и так раз за разом. Это вам здесь смешно, а рискнул бы кто-нибудь там оказаться? Гуси ревностно оберегали свой водоём от посягательств любого бескрылого существа. Даже тогда, когда они отдыхали на берегу, при приближении детворы гусаки вытягивали шеи и с шипением преследовали убегающих, не желающих быть пощипанными сильными клювами.
Но расскажу я вам, друзья мои, про баню «по-чёрному». Теперь такую и не отыщете. Встречались баньки и с трубой. Дым в них сначала сквозь камни топки в помещение идёт, потом, когда прогреется, весь вытягивается в трубу.
Приехал тогда студент – Артём Брюханов – на каникулы. Пора покоса подступала, а отец, Михей Ильич, средь бела дня дома.
– Здравствуй, батя? Чего это ты праздникуешь?
– И впрямь, не время праздники отмечать в будний-то день. Хвороба меня прихватила, поя́сница распоясалась.
В слове «поясни́ца» отец сделал ударение на второй слог.
– Потерпи, батя. Вот отойду от болтанки в перелёте, истоплю баньку и попарю тебя от чистого сердца да от всей души.
Всё так и сделал. Баню Михей ещё не переделал по-чёрному топилась, но с трубой. Пока протапливалась банька, успел Тёма свежий берёзовый веник наломать, а в придачу – крапивный. Благо, что за крапивой идти никуда не надо, в огороде вдоль за бора наросла. Берёзовый веник распариваться положил, а крапивный – на полочку, чтобы от кипятка не размяк, как тряпка не стал.