Я не стала смотреть и слушать, как они разговаривают, не обращая внимания не меня, и молча ушла к себе в комнату.
Вот Архип и утешился в объятиях той, которая ему подходит куда больше меня.
А может, ему родители мозги вправили?
Впрочем, так для него же лучше. Решил не идти по пути сопротивления.
А меня ещё слабой назвал…
Сам такой же.
Однако по пути в комнату меня окликнул отец Динки из кабинета.
— Кристина.
Я обернулась и посмотрела на него.
— Зайди, пожалуйста. Нам надо с тобой поговорить.
— О чём?
— О твоей судьбе.
***
Я зашла в кабинет, как он просил и села напротив него за его большим письменным столом.
— Ознакомься, — положил он передо мной какие-то документы.
Я взяла их в руки и попыталась сосредоточиться на чтении, но получалось плохо — строчки прыгали перед глазами. К тому же, передо мной всё стоял Архип, который так равнодушно смотрел на меня в гостиной, когда я увидела его лишь издалека. Потом пришла Динка и ощущение, словно мы с ним вдвоём, испарилось.
Однако я заставила себя собраться и прочитать хотя бы главное.
— Что это? — спросила я, поднимая удивлённые глаза на него.
— Документы о том, что теперь я твой опекун. Как муж твоей матери… — ответил Владимир. — Надеюсь, ты не против? Я всё решил сам.
Я молчала.
Против ли я?
Не знаю. Наверное, это нехорошо, что теперь мамин муж — мой опекун, и именно от этих людей теперь зависит вся моя жизнь и будущее.
Но если не он, то кто? Больше некому.
И словно в подтверждение моих мыслей мужчина продолжил, видя, что я не собираюсь ничего отвечать.
— Я понимаю, что эта новость, возможно, тебя не радует, учитывая нашу прошлую ссору, — сказал он. — Но как я сказал ранее, это решение принял я сам. Я сначала искал родственников по вашей линии, но к сожалению, никого не смог найти, кто мог бы взять опекунство, точнее, в данном возрасте, попечительство, над тобой. Органы опеки уже связывались со мной, и сразу сказали, что если я не стану твоим опекуном, то ты будешь жить в приюте, откуда тебя распределили бы в детский дом. Мне бы этого не хотелось.
— Мне бы тоже не хотелось… — прошептала я, капая слезами себе на скрещенные на коленях руки. — Я не хочу в детский дом.
— И не поедешь, — успокоил он меня. — Я взял над тобой опеку, говорю же.
Я подняла глаза на него. Он сделал это потому что меня жаль стало или просто в память о матери?