Таня сомневалась, что старшей группе номер пять детского сада «Морячок» было известно, куда именно отнесет Елена Ивановна двадцать четыре цветка с неровно вырезанными лепестками, щедро залитые канцелярским клеем. Любое упоминание смерти в присутствии детей казалось чем-то неприличным.
Таня и сама никогда не касалась с дочерью этого вопроса. Когда умерла Танина бабушка, они с мамой решили ничего пока ребенку не говорить. Не травмировать. Отправили ее к «той бабке» на день похорон, и просто перестали упоминать имя покойной, договорившись, что расскажут обо всем, когда придет время. Но время шло, минули и девятый, и сороковой день, а подходящий случай все никак не подворачивался. Поначалу это мучало Таню, но по мере того, как остывала ее скорбь, это несделанное дело утрачивало свою важность. Настя не спрашивала – Таня не говорила. Бабушка Мила, которая так гордилась тем, что стала прабабкой, обожавшая единственную внучку и души не чаявшая в правнучке, уходила в особое небытие, в котором само ее существование ставилось под сомнение.
Тогда Таня просто не знала, как объяснить четырехлетнему ребенку смерть. Было стыдно говорить о мертвом теле, которое заколотили в деревянный ящик и закопали в землю. Чуть позже она придумала о небе, об ангелах, об облачках и радугах. Но случая все не было. Не хотелось начинать этот разговор вот так, с бухты-барахты…
А потом Настя заболела. И Таня, проскочив отрицание и гнев, начала торговаться.
Ей снилось, как бабушка Мила ставит ее в угол, из которого ей уже никогда не выйти. Во сне Таня пыталась ей все объяснить: о детской психике и о собственном страхе смерти. «Бабушка, все так делают… Она же совсем маленькая…», но бабушка все смотрела на нее, сидя на своей старой табуретке, положив руки на колени. И Таня не могла ни выйти из угла, ни даже повернуться к нему спиной. Она только бубнила в неровно выклеенные обои, размазывая слезы по лицу, как однажды в детстве, когда убежала с подружкам купаться, не спросив разрешения. Это был единственный раз, когда ее наказали по-настоящему. «Бабушка, мне мама разрешила…» – повторяла она во сне свою давнюю детскую ложь, которая в этот раз была правдой. Но бабушка Мила была непреклонна.
Проснувшись, Таня обрадовалась. Вот оно, ее преступление. Вот за что ее наказали. И исправить все так просто. Больше не нужны ни врачи с их химией, ни колдуны с их заговоренной водой. Сейчас она все расскажет Насте и бабушка ее простит и разрешит им обеим выйти из угла. Она подошла к Настиной кровати. Дочка не спала, смотрела на розовую рану в окне – сквозь не до конца задернутые шторы пробивалось утро.