Восхищённая Рина всплеснула ладонями:
– Вот это класс…
– Заговор. Но я не помню дословно. Глаша каждый раз по-новому рассказывала. Если начинала, могла час говорить, и всё складно, одно к одному.
– Почему она не записывала эти складности? Могла бы известной сказочницей стать.
– Она считала, что записанные слова умирают. Что сказка на бумаге необратима и навсегда остаётся одинаковой, в то время как мы живём в изменяющемся, живом мире, и все сказки меняются вместе с нами.
– Интересная мысль.
– Интересно, что мы все выросли будто в отдельной стране. Галстуки красные носили, в комсомол вступали, но и о репрессиях знали, и о тёмных сторонах революции. Про войну Глаша всегда рассказывала вроде и спокойно, но так, что плакать хотелось. И про соблазны власти и богатства я с малолетства всякое слышал. А когда на зоне читать разную психологию стал, оказалось, что я всё знаю, иногда и получше иных заслуженных умников.
Хвастовство Гришки показалось Петьке неприятным, и он забежал вперёд, увлекая за собой друзей.
Войдя в лесок, отделявший терем от дороги, Рина тоже решила похвастаться знаниями:
– Курьи ножки – это, наверное, пни. Раньше избы в лесу строили на пнях, чтобы от животных и от сырости повыше оставаться. А корни, вросшие в землю, похожи на ножки курицы, отсюда подмена пошла.