– Ты – дурак.
Наливают и пьют по чуть-чуть, Авгурия прильнула боком и частью бедра к Жирафову: он теплее, чем кожаный диван.
– Хорошо. Поясни свои му…цкие посвящения и регалии – «Кавалер подвязки…, кошечка из Амстердама…» и прочее.
– Это всё правда.
– Что правда?
– Что я – Кавалер и был знаком с кошечкой из Амстердама.
– Девица легкого поведения?
– Нет, настоящая уличная кошечка, которая жила неподалёку от моего жилища. Ведь я, Бобка, жил в Амстердаме, был уважаемым человеком, пил «Бордо» того года, кушал настоящий сыр и голландскую селёдку. Да, такое время…
– Ох, чёрт… – вздыхает, Жирафов опять воспользовался паузой и всем наливает, не чокаясь, выпивает самостоятельно.
– …А Почетный житель деревни Отрада?
– Это – Награда, рифмую, я ведь – «последний поэт деревни»…
– Был Есенин…
– …Милая деревенька, жителей – всего две бабки-поскакушки, целебный воздух, чистый горизонт – от заката до рассвета… Хлеб им возил раз в неделю. Они согласились присвоить мне почетное звание. После бани как-то раз… Мы выпили…
– Куда без этого, твой творческий путь удобрен водкой и самогоном…
– …Выпили водки, а не крови, потому как крещёные, не то, что некоторые…
– Оставь свой дремучий антисемитский юмор!
– За это нужно выпить!
Пока Боб осмысливал, за что нужно выпить, Жирафов уже выпил, Авгурия отрубилась, поэтому стенограмма дается по памяти оставшихся.
– Твое чувство юмора давно вызывает тревогу… Назвать меня антисемитом, по крайней мере, несправедливо. В школе, когда дремучие недоброжелатели и арийцы из коммуналок пытались увязать твой маленький рост и происхождение с твоей физической слабостью – напомню, ты был маленький и слабенький – кто тебя защищал, поц?
– Хорошо, хорошо, не заводись…
– Сомнения в твоей адекватности и чувстве юмора были посеяны созданным тобой Институтом Кошмаров и Сновидений. Я был уверен, что это блестящая афера…
– Не хочу тебя обижать…
– Уже не сможешь, я слишком много выпил, а потом – я твой перманентный друг и почитатель твоих попыток стать песнопевцем.
– Чтобы ты знал – я известный поэт, есть разные премии и звания…
– А звания «говнюка» нет на подушке?
– На какой подушке, алкаш?
– Которую понесут за тобой, великим и известным…
– Опять ты…
– Всё, вернемся…
Авгурия проснулась, чмокнула и снова заснула, ох, это классика.
– Старик, ты пишешь всю жизнь, известный поэт, а чувство удовлетворения наступило?