<…>Пою тот край, где на сто милей
Никто собрата не предаст,
Где только Черников Василий
На надувательства горазд;
Где Трубецкой, в проказах чванства,
Всех наглой роскошью дивит
И, к славе дряхлого дворянства,
Жену шутами веселит,
И, мужиков лишая крова,
Бросает деньги круглый год;
На лбу написано два слова:
«Аристократ и идиот!» <…>
Глядит Шидловский либералом,
Крестьян считает за детей,
И в то же время за бокалом
Читает речи в честь плетей.
А вот и он, Наумов Павел,
В среде дворянской – медный лоб,
Себя повсюду он прославил,
Как мракобесец и холоп. <…>
А вот Бестужевых два братца,
Димитрий, словно Голиаф,
Готов на выборах подраться,
У Борушенки всё пожрав.
Другой же брат достоин брата:
Он мысли здравой вечный враг.
Но стоит пули и булата
Его классический кулак.
А дядя их – старик мудрёный:
Прислуге челюсти ломал
И в то же время пред иконой
В углу акафисты читал. <…>
Конечно, эти рифмованные стихотворные строчки написаны порой чересчур резко, но в них сквозит страстное стремление поэта вытащить на божий свет явные и неявные пороки своего времени. Дремучесть нравов, хамское отношение к «низкому люду», безудержная корысть – это была реальность той эпохи, и она существовала практически повсеместно в России. А симбирянам досталось больше всех потому, что жизнь и всю подноготную этого города и всей губернии Дмитрий Дмитриевич знал досконально. И эти отчаянные стихи наверняка будили в будущем Ленине чувства удивления, что такое возможно средисвиду уважаемых людей. Но затем зрело и понимание, что жизнь вокруг – не такая уж простая и однозначная штука, что за пышными мундирами и эполетами должностных и прочих важных лиц часто скрываются лицемерие, жестокость, несправедливость, воровство и постыдное пренебрежение интересами людей и даже государства.
Весьма характерным в этой связи представляется замечание одного из новых биографов Ленина – Льва Данилкина: «Литература на всю жизнь осталась для него не менее адекватным способом «расшифровки» действительности, чем естественные науки; и если старший брат изучал мир, исследуя под микроскопом повадки кольчатых червей, то младший готов был реконструировать мировое устройство, копаясь в образах и символах сначала «Илиады» и «Одиссеи», а затем Чернышевского и Толстого; первые навыки расшифровывать литературу и обнаруживать в ней признаки социальных кризисов ВИ получил именно в гимназии».