В навоз воткнул я вилы
возле личной виллы,
зову так дачу я, точней – сарай.
И плюнул я с досады
в горшочек для рассады,
ну кто сказал, что дача – этой рай?
Жена клопов ловила
В диване нашей виллы,
а с кухни выгоняла пауков.
– Шабаш! – сказал ей громко, –
давай мои котомки,
отправь меня на волю из оков.
– Варвара, нету мочи,
я в Крым хочу и в Сочи,
целуй меня скорее в нос и лоб.
Поеду я в Алупку,
там все без полушубков,
и я там загорю, как эфиоп.
Я деньги взял в чулане,
над ними вечерами
мечтал, теперь прощай, велосипед!
Жена всплакнула малость,
а что ей оставалось?
Рукой покорной погрозила вслед.
Вокзал гудел, как улей,
мужчину там разули –
хулиганье! Мне жалко мужика.
Отдал ему я кеды,
он их надел покеда,
представился: «Григорьев из ЦК».
– А что ж ты не спецрейсом,
не воздухом, а рельсом?
В вагоне ехать суток полторы.
Он оглянулся ловко,
шепнул: «Командировка.
Не спрашивай про это до поры».
Его я принял в пару:
один погибнет парень,
на всем готовом он сидит в ЦК,
отвык от нашей жизни,
живет при коммунизме,
а тут реальность схватит за бока.
Мы встали за билетом,
но стало ясно – где там!
Кругом толпа, жара и мишура.
Как зверь, я рвался к кассе,
мне кто-то нос расквасил…
Взял в общий два. В Алупку! В Крым! Ура!
В вагон наш проводница,
с глазенками девица,
втолкнула пассажиров сотни две.
С Востока ехал дембель,
глушил вино под крендель,
Григорьев ужаснулся – скотник-де.