Конь Ильи устал, еле слушался поводьев и сам остановился перед проездом. Боярин тяжело спрыгнул с седла, проверил заводную, на которой полусидел – полулежал, опёршись на конскую шею другой всадник, крепко привязанный к своему седлу, толстой пеньковой верёвкой. На голове этого второго, вместо шапки был грязный промокший мешок, лица не было видно, только борода торчала, руки связаны. Удостоверившись в прочности узлов и поправив перемётные сумы, Илья взял коней под уздцы повёл внутрь гулкого свода ворот.
Откинув свой закрывающий лицо капюшон, он, наскоро перекинулся несколькими словами со старшим караульным, и, от ворот повернул направо. Прошел, ведя в поводу коней, и приблизился к неровному тёмному частоколу московского острога. Дважды стукнул в большие ворота, окованные по краю железом, тихо бросил несколько фраз в открывшееся малое оконце. Одна из тяжёлых створок со скрипом приоткрылась и двое караульных в поношенных серых кафтанах впустили Илью во двор.
Караульные огни у ворот не горели. Лишь потрескавшийся слюдяной фонарь в руке одного из встречавших боярина, давал малый свет.
Тот, кто встречал, фонарь не поднял. Так и держал его у колен. К Илье шагнул вперевалочку.
Разговор промеж них в полголоса.
– … Да это, уж, как водится, будь покоен боярин>5, устроим голубчика в отдельную клеть. Токмо как величать-то нам его, судя по платью не из простых будет?
– Ничего величального в сем воре нет, так и зовите: «Вор-Бориска». – Илье хотелось быстрее закончить. Находиться на острожном дворе ему было не по душе, и в нутро самого острога, куда только что увели его пленника, идти подавно не хотелось. Слишком тяжелый дух веял от этого места.
– Ага, понял, понял, – покачивая фонарём, закивал головой худой, бородатый с курчавой седеющей головой человек. Он был горбат, и от этого казался, мал ростом. Его шустрые черные глазки стреляли по сторонам, рот кривился к недоброй усмешке. Горбун зашел сбоку от Ильи и заискивающе посмотрел снизу-вверх:
– А сколь держать то? Ведь это… гм… оно дело такое…, ведь человек, и хоть душа в ём воровская, а всё одно, есть то попросит.…
– Вот…, возьми, – Илья бросил горбуну тощий кошелёк. На два-три дни, а то седмицу, тут будет с лихвой, а дальше… Грамота тебе будет, кто её подаст, тому и отдашь сего вора. Да смотри-ж, сбереги его в тайности, и чтоб никого к нему не пускать!