Скажу несколько слов о составе этой книги. Ее ядром является «Курзал», составленный самим автором. Костя старался не занимать места в будущей книге ранее опубликованными стихами. Поэтому «Курзал» пришлось дополнить избранными стихами из сольной книги Григорьева «Мой океан фантазии», изданной не где-нибудь, а в Караганде (название может показаться чересчур выспренним, но для Григорьева с его буйной фантазией оно удивительно точное). В книгу вошли избранные стихи из общих книг куртуазных маньеристов «Волшебный яд любви», «Любимый шут принцессы Грезы», «Триумф непостоянства», «Клиенты Афродиты», «Услады киборгов», «Песни сложных устройств». В архиве Григорьева нашлась также безымянная книга его ранних стихов, по большей части еще доманьеристских, написанных под явным влиянием обэриутов (куртуазные стихи появляются лишь в конце этой книги). Многое из этой книги также вошло в настоящее издание и, несомненно, станет открытием для поклонников творчества Григорьева. И, наконец, в новый, расширенный «Курзал» вошли многие стихи, найденные в архиве – те, которые ранее не печатались и, насколько я помню, не исполнялись на концертах. Временами Григорьев был излишне строг к самому себе. Я знаю, что он работал над этими стихами, но выход к читателю они получают только сейчас. Поздно? И да и нет. Думается, время для творчества Григорьева теперь мало что значит. «Мы уже в вечности, брат».
Предисловие[1]
Из неназванной книги 1993 года
Константин (Константэн) Григорьев… Человек-легенда… Услышав это имя, дамы на всей территории бывшего Союза неожиданно впадают в состояние, близкое к обмороку, причем могут оставаться в странном оцепенении много часов подряд.
Вот как описывает зарубежный корреспондент один из подобных случаев: «…в прошлом году ей был присужден титул «мисс Вселенная»! Мы говорили с этой русской девушкой, наверное, обо всем на свете – о водке и о политике, о проблеме абортов и о лунных затмениях… Однако стоило мне упомянуть имя хорошо известного на Западе русского поэта Константэна Григорьева, как девушка покачнулась и, закатив глаза, со стоном рухнула на паркет, увлекая за собой стоявший на скатерти драгоценный сервиз флорентийского стекла, который тут же со страшным грохотом превратился в бесполезную груду сверкающих осколков… Полчаса спустя мне удалось привести красавицу в чувство, но с тех пор я больше не отваживался на подобные эксперименты…» («Нувель Обсерватер», 1992 год).