Пашка неохотно встал, подошёл к столу «Прокопских». Света осталась на месте. Кипиш, как его называла братва, внимательно посмотрел на Пашку.
– Циркач?
– У нас говорят цирковой.
– Неважно. Откуда Японца знаешь?
– Его многие наши знают. Он учился в цирковом училище, был воздушным гимнастом, пока не упал с трапеции. Вячеслав Кириллович сказал, если что, – к нему обращаться.
Пашка пересказал всё, что знал от цирковых стариков, намёками причисляя себя к знакомым Япончика, что было откровенным враньём. Но чего не сделаешь в отчаянные минуты. В данный момент это получалось у него вдохновенно и весьма убедительно. На местного авторитета спокойствие «залётного» произвело впечатление – кто этих циркачей знает! Может, и вправду! Они, в конце концов, такие же «джентельмены удачи». Их бродячая жизнь тоже зависит от Фортуны и её Величества Судьбы…
– Не знал, не знал, что Япончик с цирком связан. То, что с эстрадой дружит, слышал. С Ёсей там и ещё с некоторыми достойными людьми. Ты-то сам по жизни кто будешь?
– Жонглёр. Жена с лошадьми работает.
– Зовут как?
– Павел. Паша Жара.
– Погоняло?
– Нет. Имя и фамилия такие.
– Хм! Звучит, как кликуха, красиво! Ладно, Паша Жара, будь гостем. Отдыхай! Никто не тронет. Если проблемы будут в городе, скажешь, что «Кипиш» – твой кореш! На пушечный выстрел не подойдут. Мы ваш труд тоже уважаем. Как вам копейка даётся – в курсе, не слепые.
– Мы уже уходим. И так засиделись. Завтра два представления.
– Ладно, давай, братуха! Удачи! Если что, знаешь, где найти. Спросишь «Прокопских», подскажут! Тут нас каждая собака… – Он хлопнул по ладони Пашки с азартом и с каким-то остервенением. – Все под богом ходим…
Последнее он сказал как-то с грустью, не смотря Пашке в лицо, словно говорил сам с собой. В нём на мгновение мелькнуло что-то человеческое…
Это был странный разговор. После него осталось «послевкусие», какое бывает после обильных возлияний и последующего похмелья или как после тяжкого сна, который впивается в память своей гнетущей несуразностью и долго не проходящей муторностью…
В кабинете директора Кировского цирка Павла встретил человек в серой пиджачной паре.
– Меня зовут Александр Николаевич!.. – Он сделал выразительную паузу. Его серые внимательные глаза впились в Павла. Так обычно смотрят стоматологи перед тем, как сделать обезболивающий укол, а потом вырвать зуб… Он был не высок и не низок, не молод и не стар, не хмур, но и не улыбчив. Говорил не тихо и не громко, интонируя и расставляя в своём тексте акценты исключительно в нужных местах. Важное запоминалось как-то легко и основательно. Он же при всей своей выразительности был абсолютно нейтральным, не запоминающимся. Если бы Павла попросили описать этого человека, он бы не смог. Это было какое-то размытое серое пятно…