Сотни, тысячи угловатых домов налезали друг на друга, образуя
узкие улочки, по которым сновали новые дети Темного Мира. Это были
души, что смогли обрести недолговечную плоть. Буквально
протискиваясь между домами, устрашающие звери каменные глыбы,
которые лежали на скрипящих колесами телегах. Город рос. Все новые
и новые души прибывали сюда. Цикл за циклом их становилось все
больше. Мир изнывал от криков и стонов. Демоны кружили над городом,
не переставая терзать души смертных, и справиться с их потоком не
удавалось.
Дракон опустил хвост, выгнул шею и впился острыми когтями в
стену башни, цепляясь за многочисленные щели кладки. Всадник
оттолкнулся от бугристой плоти зверя и, расправив крыла, опустился
на выступ, по периметру обнесенный балюстрадой. Шагнув в арочный
проем, ангел оказался в просторном зале. Через окна бил розовый
свет, обволакивая стены легкой дымкой и рождая полумрак.
В центре стоял широкий трон, вырезанный из цельной породы и
испещренный рунами. Он был исполнен лучшими мастерами своего дела,
чьи души отыскал Мульцибер из тысяч других, и наделил плотью.
Высокую спинку, что походила на сложенные крылья, венчала голова
дракона, чьи рога расходились в стороны и, изгибаясь, сходились к
центру. Широкие подлокотники являлись выполненными в виде
мускулистых рук: в одной круглый щит, другая сжимала меч,
направленный клинком вниз. Подойдя к трону, ангел резко развернулся
и сел. Меч, висевший на поясе, звякнул, ударившись о камень,
породив россыпь искр. Глаза Падшего горели ярким, желтым светом,
изредка прячась за шторами век.
- Ненавижу… - прошипели тонкие губы. – Ненавижу!
Кисти превратились в кулаки. Кожа посинела, явив сплетение вен.
Острые ногти впились в плоть, выпуская тонкие струйки крови,
которая капала на серый камень, шипела и пузырилась, превращаясь в
темные пятна. Сатаниэль снял с головы серебреный обруч и с силой
швырнул его на пол. Тот со скрежетом покатился, потом закружился на
месте и замер. Падший закрыл глаза и откинулся на спинку трона…
Сколько же времени он провел в полной темноте? В темноте,
пропитанной болью, стоном и глухими, глубокими звуками, что
издавало его израненное сердце… Как долго он всматривался во тьму,
в надежде увидеть ее? Он хотел попросить у нее прощения. За всё… За
короткую жизнь, за так и не пришедшую смерть. За боль, что пришлось
ей испытать. За то, кем она стала. Это была его вина. Ничто
поглотило её. Лишило души, превратив в хищную тварь, что скитается
во тьме, питаясь силами, попавших ей в сети. Она есть, но ее нет.
Небытие стало ее домом. Застряв между двух миров, она любит и
ненавидит, изнывает от боли и тоски и наслаждается ими. Она
стыдится его, стыдится себя.