– Если смог измениться я, то сможешь и ты.
– Папа, что за чушь ты несешь?
Две вытянутые руки обернулись двумя поднятыми вверх пальцами.
– Два года, сынок.
– Что «два года»?
– Два года, как я завязал. Ни единой капли.
Объятия. От отца совсем не пахнет. Его всегдашний слабый запах красного вина исчез.
– Лео, послушай-ка, мы теперь…
– Потом.
– Потом?
– Папа, мне некогда.
– Но ты же вышел!
– Именно. Надо кое-что утрясти.
Отец не двигался с места.
– Послушай, Лео, я ж ни черта не знал, что Феликс и… она приедут, я заказал столик, но только для нас двоих, ты и я, обед в твою честь, нам надо поговорить…
– Вечером.
Ни капли?
Лео изучал отца – он не был уверен, что это его успокоило. Когда они виделись в последний раз, отец тоже не пил, Лео потребовал, чтобы Иван перед ограблением был трезвым.
И все равно все полетело к чертям собачьим.
Так что в ближайшее время надо держать отца на расстоянии. Не отталкивать его. Но и не пробуждать в нем отцовский инстинкт, который иногда вдруг проявляет себя.
– Ты сказал – вечером?
– Да. Вечером увидимся. До вечера мне… надо кое-что сделать. Окей?
Лео, уходя из-под разочарованного взгляда, прошел мимо маленького грязного «сааба», на который указал ему отец, предложив подвезти, зашагал прочь от стены, от тюремных ворот и дней, проведенных в заключении. Он направляется в другое место.
К шоссе в нескольких милях к юго-западу от Стокгольма.
К совершенно обычной придорожной стоянке.
Чтобы похоронить прошлое, а потом – вернуть себе то, чего не существует.
* * *
Ему бы чувствовать себя счастливым, всю дорогу, самым нутром. Свободен. После шести лет он волен наконец делать все, что хочет, даже остановить машину и отлить ровно тогда, когда пожелает. Но он не ожидал такой компании там, у ворот. Три человека, да. Мама, Феликс. Все правильно. Однако третьим должен был быть не отец. Какой-то сложный клиент. Сегодня, когда после стольких лет Винсент мог наконец встретиться со старшим братом?
Лео направлялся на юг, через Стокгольм, которого так давно не видел. Мимо съездов, ведущих в пригороды, в Вестерторп, Фруэнген, Бредэнг. Оказавшись там, где старая дорога тянется параллельно новой, он невольно повернул голову на промельк леса, где вечер за вечером лежал на мохе, среди жужжащих комаров, следя за военным проверяющим. В дни, когда он был еще невидимкой без записи в реестре судимостей. Когда у него не было уголовных знакомых ни в пределах, ни за пределами тюремных стен. Когда он опустошил военный склад, двести двадцать один автомат, – и остался незамеченным.