Теперь они знали, кто он.
Теперь ему придется думать и действовать по-новому.
Долгая дорога через леса и поля, которые, казалось, никогда не кончатся, вид, не ограниченный дверями камер и бетонными стенами с двойной, бритвенной остроты колючей проволокой. Лео миновал Салек, Рённинге и помахал съезду на Халль… Халль, самая суровая шведская тюрьма, не считая Кумлы, место, в котором он побывал в общей сложности трижды, пока отсиживал срок. Так работала система: ярко-синие машины без опознавательных знаков уезжали на рассвете, чтобы заключенный не узнал, каким будет следующий день, не успел завязать знакомства. Лео был фактором риска с высоким уровнем опасности. Если человек может пробраться на склад оружия, то сумеет и выбраться из тюремной камеры.
Мост Сёдертелье. Он и забыл, каким прекрасным может оказаться такая простая вещь, как автодорожный мост и вид на канал под ним. Узкий съезд направо, на Е-20, шоссе, оканчивающееся где-то на западном побережье Швеции, оно ведет прямо к морю, открывающему дорогу в остальной мир. Так далеко ему не надо, пока не надо; он затормозил у щита, на котором было обозначено расстояние до Эребру и Стренгнэса, потом еще раз притормозил возле следующего, поменьше, синего с черным, с изображением скамейки под елкой и цифрой три. Придорожная стоянка и его первая промежуточная цель.
Длинная фура с польскими номерами. Два туалета. Несколько скамеек, рядом – урны.
Все.
Здесь его склад, здесь он устроил тайник.
Стоянка на большом шоссе, малолюдная – ни киоска, ни автозаправки. После долгого тюремного срока такие места кажутся одинаковыми.
Он заглушил мотор прокатной машины и вылез под солнечные лучи, зевнул, потянулся, огляделся. Один-единственный человек. Жидкие волосы, неопрятная борода, в углу рта – сигарета без фильтра. Шофер. Всю жизнь – за пухлым рулем большегрузных машин.
Лео кивнул ему, получил ответный кивок и повернулся спиной к ничего не значащему человеку. Рядом одна за другой проносились машины; он вгляделся в лес по ту сторону дороги – в основном сосны и пара-тройка берез с тяжело свисавшими ветвями, там и сям – белые пятна снега.
Где-то между седьмым и восьмым ограблением. Стоя на этом самом месте, он высмотрел высокий и почти круглый валун в тридцати двух шагах от придорожной канавы. Первый знак. Тогда была осень, раннее утро, пахло компостом – теперь пахло талой водой, жухлой травой и выхлопными газами.