Начало выпуска. Мужчина-диктор серьезен, тщательно причесан и подгримирован, жесты отрепетированы, фальшиво-серьезны, руки спокойно лежат на столе, голова слегка наклонена набок, голос искусственно тихий. Над правым плечом диктора – застывшая картинка: автомат плавает в луже крови.
Иван отодвинул стул назад, чтобы лучше видеть, когда эту часть стали крутить еще раз. Пока – все та же информация, что и в более ранних выпусках. Много крови. Убитый грабитель. Инкассаторы на носилках, в состоянии шока. Он уже готов был выключить телевизор, когда новые кадры вдруг вытеснили старые. Женщина-пресс-секретарь в полицейской форме перед полицейской машиной. Женщина появилась впервые. У нее брали интервью на месте преступления, теперь ярко освещенном, словно декорация в фильме. Появление женщины в кадре выглядело продуманным, как и манеры только что бывшего на экране диктора. Даже ее голос был таким же неестественно тихим; она сообщила, что следователь полицейского управления подтвердил, что налет произведен двумя мужчинами в масках, что грабителя, погибшего в перестрелке, идентифицировали, что второй грабитель все еще на свободе, с добычей, что он серьезно вооружен, в состоянии стресса и потому очень опасен.
Иван потянулся за стаканом воды (кофе и вода, а ведь вино подавало ему знаки, манило), несколько горделиво откинулся назад – и осушил его, не отрывая взгляда от пресс-секретаря.
Женщина на экране как будто перестала думать, что это так уж увлекательно; отрепетированное перешло в незапланированное, за ее подготовленной и взвешенной речью последовали спонтанные вопросы репортеров. Она ссутулилась. Объяснила, что, учитывая сложности следствия, говорить об этом еще рано, и о том тоже рано, и о том. Но Иван видел: женщина лжет. Легавые всегда знали больше, чем заявляли. Они уже разнюхали, кто там был. Если личность одного грабителя установлена, то чтобы выйти на остальных – на него самого и троих его сыновей, – много времени не понадобится. Опыт у полицейских имеется.
Это не мог быть Лео. Он знал. Встреча в ресторане делала это невозможным.
И все же кое-что не укладывалось у него в голове.
Почему сын в первый же день на свободе вел себя с ним так странно? И где он сейчас, отчего не сидит за ужином, как условился со своим отцом?
Пять минут – паромная переправа. Пять минут – поездка на автомобиле с одного конца острова на другой. Такая же, как несколько часов назад. Но теперь по обе стороны дороги таилась дьявольская тревога. Может, все уже закончилось, не начавшись. Последний отрезок пути – с погашенными фарами. Он затормозил, остановился. Вон там, чуть выше, в плотной черноте, тоже весь темный, стоит дом, который не виден, но который теперь значит для него все.