Игнатов прекратил танцевать и сделал руками нечто среднее между примирительным жестом и ощупыванием стены перед собой.
– Знаете что… – неожиданно начал Игнатов, – Вы человек с благородным сердцем, иначе я бы уже был мертв. Для того, чтобы избавить Вас от тяжкого выбора: стрелять в безоружного или отпустить преследуемого – я предлагаю Вам лучшее средство. Дуэль.
Блондин заинтересованно взглянул на Игнатова.
– Нужны секунданты, – сказал он. – Иначе неблагородно, не находите? Да и кто должен стрелять первым? Нельзя доверяться жребию – ведь зная и себя, и Вас, я уверен, что первый выстрел всё и решит.
– Никаких выстрелов, – патетично возразил Юрий. – Мы, дорогой мой супостат, не дворяне. Мы рыцари. Потому нам нужны шпаги. Да, шпаги! Или мечи!
Человек в камуфляже вновь посмотрел на Игнатова с видом явной усталости.
– Ага. А еще нужны доспехи, рапиры и два коня. Какие, на хер, мечи? Может, еще два копья закажем?
– А как насчет… ножей? У меня имеется.
Оппонент воодушевился.
– Охотно. У меня тоже – в машине. Но перед поединком нужно обсудить регламент.
– Разумеется. Это дуэль, а не толковище. Слушаю Вас.
– Так… Во-первых, один из нас неминуемо должен умереть. Пощады быть не должно. Согласны?
Игнатов кивнул.
– Во-вторых, тело проигравшего победитель обязан предать земле. Самолично. Никаких сбросов в реку. Никакой кремации. В землю. Собственноручно.
Игнатов вновь кивнул.
– И последнее. Как бы ни складывался бой – ничего кроме ножей использовать нельзя: ни огнестрельного, ни валяющихся камней, ни арматуры. Только разве что зубы.
– Вы читаете мои мысли, дорогой оппонент.
– Есть возражения или дополнения?
– Скорее уж в Конституции нужно что-то поменять, чем в Вашем предложении. Я не отступлю от условленного ни на йоту. Клянусь честью. – Игнатов прижал руку в сердцу. – Но сначала позвольте, мой неизвестный противник, выказать Вам мое глубочайшее почтение и принять мои искренние заверения, что Ваше поведение стало для меня поистине лучшим подарком, которым один честный человек может одарить другого. И что даже если этот час станет для меня последним, я никогда бы не променял его на сотню лет жизни в неведении о Вас, мой таинственный визави. Милосердных людей много. Мужественных еще больше. Но когда мужество и милосердие образуют в человеческой душе неделимый симбиоз – ценность жизни неумолимо меркнет, а смерть становится не трагедией человека, а триумфом человеческого.