– А мы? Мы кто? – рассеянно-неуверенно вставил Воскресенский.
– А мы, русские, как всегда – на перекрестье. Но не Азии и Европы, разумеется, а Европы и Европы. Южной и Северной. Мы побратимы французам в этом смысле. Те тоже северные варвары по происхождению и южные цивилизаторы по историческому генезису. Взять хотя бы культ разума во время Французской Буржуазной Революции – это ведь тоже компромисс! Между идеей разума как Бога греко-латинской философии и руссоистским, то есть нововарварским мировоззрением товарища Робеспьера. Он был и за возврат к природе, и за разум. Так и мы – между Веной и Константинополем, так сказать.
Воскресенский неуверенно кивнул. Скобельцын продолжил:
– Трудно пренебрегать природным и чураться грубой пищи, когда у тебя девять месяцев зимы. Русским людям, господа, издревле было не до оливковых рощ и сыра с плесенью. Надо было выжить – какая ж тут культура? Но невозможность оторваться от природы не означает нежелание от нее оторваться. И вот как только мы дорвались до Просвещения, весь мир замер в изумлении: еще вчера наши люди медведей хуячили врукопашную, а теперь уже одели балтийские болота в гранит, на гранит водрузили мрамор и идут на Париж. А на Кубани льют прекрасное шампанское и делают волшебный сыр – пока эти самые французики сдают Бисмарку Эльзас. Вот и культ разума! Только вот всю Русь мрамором не отделаешь и виноградом не засадишь, потому без природного никак… Но стремиться к этому стоит, не правда ли!
Скобельцын радостно осушил свой кубок.
– Ну что, спасители мои, вот вы и попали на пир, на симпозион – прямо как участники античных диалогов. Да, мы – древнегреческие философы, не иначе! Каждый из вас сегодня – мудрец, инкарнация древнего мыслителя! Я, например, Сократ. А что – лицом не Аполлон, не написал ни строчки, смущаю молодежь, – он указал рукой в сторону Поповича и Драгомарецкой, – вредными речами. Чем не Сократ?
Скобельцын заливисто рассмеялся, добавил в вино добрую порцию воды и внимательно оглядел Воскресенского.
– Вы, молодой человек, явно Платон, мой благодарный ученик. Вы, как и он, высоки ростом, пытливы умом, что следует из Вашего великолепного вопроса, а также тверды в убеждениях. Вы любите Гомера?
– Я… не… не слишком, – испуганно-смущенно ответил Воскресенский. – Но понимаю, как бы…