– Юленька, – он шептал ей на ухо, и сквозь сон она улыбалась ему, – ты теперь жена моя, слышишь, остальное формальности, ты теперь жена моя, помни об этом и дождись меня. Мне пора, Юленька, я должен ехать. Вот соня! Юля! Сейчас проснутся слуги. Просыпайся! Юленька…
***
-Юленька, просыпайся, Юленька!
Лицо Андрея вдруг расплылось в розовом тумане и превратилось в лицо отца, склонившегося над ней. Боли больше не было. Пришло осознание, что она теперь мама. У неё есть ребенок. Она была счастлива.
– Юленька! Как я рад, что ты у меня жива и здорова осталась, спасибо доктору!
–Папенька! Как хорошо, что ты пришел! Позови кого-нибудь, вели, пусть принесут ребенка. Так хочу его увидеть! – счастливое с безмятежной улыбкой лицо Юлии не давало Деменеву даже шанса на горькую правду. Но врать тоже было нельзя. Собравшись с духом, он разом выпалил:
–Малышка умерла.
Юлия словно окаменела. С застывшим лицом она легла на подушку и уперлась глазами в потолок. Ни дальнейшие попытки её разговорить, ни просьбы, ни мольбы откликнуться не вызвали ответной реакции. Заломив шапку, скрепя сердце Деменев вышел за дверь. Через несколько минут он вернулся вместе с доктором. Осмотрев Юлию, тот вздохнул и коротко кивнул.
– Время! Всё вылечит время. Я пропишу вам лекарство, но вы должны понимать, что боль физическая сменилась болью душевной. Это хорошо, что вы сказали ей правду. Обман бессмыслен. Но такова расплата. Для неё сейчас весь мир рухнул. Сколько времени она так проведет, я вам сказать не могу, но вам надо срочно перевезти её домой. Родные стены помогают. Через пару дней вы сможете забрать её.
–Спасибо, Лука Лукич, уж я вам так благодарен. – Оба вышли из палаты и направились к кабинету доктора. Спустя какое-то время дверь скрипнула, и вошел, озираясь словно вор, Колька.
– Барыня. – Он дотронулся до руки Юлии. Та, никак не реагируя, продолжала смотреть в потолок. – Барыня, как хорошо, что все закончилось…и вам больше не больно. У меня сердце кровью обливалось, когда вы страдали. Вы меня слышите, барыня. – Юлия по-прежнему не реагировала, – Барыня, очнитесь, ну не вынесу я, если что с вами случится, ну пожалуйста, я так вас люблю…
Скрип двери заставил Кольку обернуться. Микитична стояла, покачивая неодобрительно головой:
– Ты не говори ей сейчас этого! Ей и без того худо, а тут твои признанья. И выбрось это из головы своей глупой. Тебе и восемнадцати нет, а ей поди лет двадцать пять, да и барыня она, а ты… Эх…Туда же!