Воспользовавшись моментом, я направилась к писательнице, которая запихивала книги в сумку. Она была на две головы выше меня. Я снизу заглянула под ее лохмы, надеясь хоть мельком разглядеть лицо.
– Здрасьте, – сказала я.
– Здрасьте, – она вздрогнула от испуга.
– Вы замечательно читали, – соврала я.
– Спасибо, – она прекрасно поняла, что я вру.
– Как я уже сказала, мне бы очень хотелось купить вашу книгу.
– Да, пожалуйста.
– У меня есть двадцать евро.
– Она стоит 14,95.
Я торжествующе выудила из кармана двадцатку, разгладила ее и положила на стол перед Леей Эриксон.
– Сдача у вас будет?
– Я же сказала, что не продаю книги. Я их пишу.
– Так мне надо пойти в книжный или что?
Она откинула сальные патлы. В меня вперились два голубовато-стальных глаза.
– Мне все равно, – ответила она.
Ну вот это уж наглость! В конце концов, она пишет книги, чтобы зарабатывать деньги, ей не может быть все по барабану.
– Да вы радоваться должны, что кто-то эту лабуду готов читать!
Глаза вновь исчезли за волосами. Она защелкнула сумку и направилась к двери, где пробка уже рассосалась. Моя двадцатка лежала на столе, и никому до нее не было дела, как до расплющенной трамваем бутылочной крышки.
– Эй, вы! Как вас там? Лея!
Эта тупая овца даже не обернулась.
В автобусе я сидела рядом с Петровной и рвала на тысячу клочков флаер «Недели книги», который прихватила на выходе из библиотеки. Две трети учеников, как и ожидалось, после чтений испарились. Фрау Майер обреченно смотрела на жалкие остатки класса. Пусть спасибо скажет, что хотя бы мы возвращаемся с ней в школу, – так нет, она еще рожи корчит.
– Ты слушала, что эта швабра читала? – спросила я Петровну. – Поняла, о чем там?
– Ну так себе. Развод, все такое.
– Не только. Там про девчонку было.
– Я потрясена, – зевнула Петровна.
– Нет, ты послушай. У нее все как у меня. У этой девчонки из книги.
– Офигеть. – Если она продолжит в том же духе, то скоро вывихнет челюсть.
– Нет, правда, Петровна! И говорит она то, что я всегда говорю.
– Да каждый второй несет такую же чушь, как ты.
У меня возникло чувство, что она просто не желает меня понимать.
– И имя-то какое чудное – Лея Эриксон, – зашла я с другой стороны.
– Точняк псевдоним.
– Что-что?
– Ну, на самом деле она наверняка какая-нибудь Клаудия Мышепуккер. И издательство придумало ей имечко получше. Они всегда так делают – все приукрашивают. Чтобы люди над ней не ржали, а решили: клевая тетка, надо купить ее книжку.