— Миледи, вы сами сказали мне… — напомнила женщина.
— Да, я знаю… еще пару минут…
***
Сиротский приют, устроенный под покровительством Церкви Семерых
в Королевской Гавани, был местом, где божественная милость
встречалась с суровой реальностью. Он располагался рядом с септой,
высоким белокаменным зданием, где отовсюду раздавались тихие
молитвы и звон колоколов. Стены приюта, в отличие от стен Септы,
были скромными, но ухоженными, украшенными резными символами
Семерых — Лица Старой, Матери, Дочери и всех остальных, чья забота,
как верили, простиралась и на этих детей.
Детей здесь было много — слишком много для такого маленького и
запущенного места. Сироты, оставшиеся без родителей из-за войн,
голода или болезней, прятались по углам, сидели на грязных
деревянных скамьях или тихо играли на полу. Их лица были худыми, с
пустыми глазами, привыкшими к голоду и равнодушию. Кто-то из них
шептал себе под нос обрывки песен, другие тихо плакали, но слёзы
никто не замечал.
Еще молодая Септа Юнелла, что заведовала приютом, ходила по
залам, сгорбленная и угрюмая, её лицо было таким же измождённым,
как у детей. Она была сурова, но справедлива, хотя сама давно уже
не верила в справедливость. А эти дни войны, были особенно трудны
для подобного места, хотя и не тронутого разграблением —
исключительно потому, что грабить здесь было просто нечего.
Вместо игрушек у детей были простые вещи — камешки, тряпичные
куклы, которые они мастерили сами, иногда играя в подражание богам.
Иногда в часы молитвы можно было увидеть, как ребёнок, встав на
колени перед статуей Матери, молча шептал просьбы, мечтая о лучшей
жизни, о родителях, которых они никогда не увидят. Тихие слёзы были
привычным спутником многих молитв, но за ними всегда следовали
крепко сжатые кулачки и стойкость, которую воспитывали в них
суровые реалии приюта.
В огромном зале, где дети спали и ели, длинные деревянные скамьи
были грубо вырезаны, а полы, несмотря на усилия служек, всегда были
прохладными и каменными. Каждое утро начиналось с молитвы — к
Матери, которая должна была оберегать сирот, и к Отцу, дабы он
судил их судьбу с милосердием. Септа и несколько септонов
заботились о детях, но в их лицах была усталость — слишком много
было тех, кто нуждался, и слишком мало тех, кто мог дать.