Толстопузый бросил на меня укоризненный взгляд и принялся
успокаивать взбесившихся от таких невероятных новостей химиков.
Когда все успокоились, я продолжил:
– Я ещё раз заявляю – Модест Фёдорович Бубнов – свободный
человек. И Маша Сазонова – тоже свободный человек. Они оба –
взрослые совершеннолетние люди. Нашей советской Конституцией двум
разнополым людям любить друг друга не запрещено. Поэтому считаю,
что обсуждать этот вопрос дальше смысла нету.
– Эту информацию ещё нужно проверить! – подскочил Попов, –
давайте сделаем запрос в отдел кадров. Есть тут Мария Ивановна? Где
Мария Ивановна?! Пусть скажет, приносил Бубнов справку о
разводе?
Вот же гад. И не уймётся никак. И я едко сказал:
– А слова его приёмного сына, значит, недостаточно? И почему
именно вы, товарищ Попов, так активно нравственность моего отчима
отстаиваете? Вы в принципе такой высокоморальный человек, или это
касается только личности Бубнова?
От моих слов зал грохнул от смеха. Смеялись все – и те, кто
поддерживал Модеста Фёдоровича в этом противостоянии, и даже его
противники. Уж больно комичным стало лицо Попова после моих
слов.
– В таком случае я предлагаю постановить: товарищ Сазонова норм
морали не нарушала. А собрание предлагаю закрыть, – торопливо
подытожил толстопузый. – Расходимся, товарищи.
– Э, нет, товарищи! Так не годится! – сказал я, – этот вопрос
теперь так просто закрыть нельзя! Сейчас нужно выяснить, почему
аспирант Ломакина вдруг написала это ложное заявление в профсоюз. И
какое отношение к этому имеет товарищ Попов.
– Мы сами разберёмся, – словно о несущественном, отмахнулся
толстопузый. – В рабочем порядке.
Вот только не с тем он связался, и я терпеть не могу, когда
обесценивают мои слова. Поэтому я жёстким тоном отчеканил:
– Товарищи! От имени семьи Бубновых, я прошу профсоюз
разобраться, на каком основании Ломакина и Попов пытались очернить
имя моего отца в его отсутствие, за спиной! Я прошу принять меры в
ответ на клеветнические действия Ломакиной и Попова. Иначе я подам
на них в суд за клевету! Я здесь был и всё прекрасно слышал. И
ничего не намерен спускать. Прошу занести эти мои слова в протокол
и ознакомить меня с протоколом под подпись!
В конце моей пламенной речи воцарилась тишина. А затем раздались
одинокие хлопки. Я посмотрел – хлопала Зинаида Валерьяновна. За ней
подхватила какая-то девушка. Затем – Маша. И буквально через миг –
аплодировал весь зал.