Изучая специальную юридическую лексику, нас знакомили с практикой судебных процессов в ГДР. Один бракоразводный процесс мне запомнился. Он длился несколько дней. Разводящаяся пара на процессе не присутствовала. Вместо них разбирались адвокаты. И когда они со скрупулёзностью «плюшкина» (для тех, кто не читал Гоголя, это персонаж повести «Мёртвые души») делили по описи столовые ложки, вилки, стаканы, перечницы и тому подобный «кухонный хлам», как я про себя его окрестил, мне стало особенно хорошо от того, что я русский, а не немец. В то время у нас не были в практике брачные контракты, и если мужчина уходил из дома, то уходил только с личными вещами, оставляя накопленное имущество и весь скарб бывшей жене. Сейчас всё по-другому. Я думаю, что в некоторых семьях «новых русских» при разводах можно увидеть и не только такое. Как всё же изменилось представление о браке, семье, долге и порядочности….
Получилось лирическое отступление от темы. После окончания курсов немецкого языка и сдачи по нему госэкзамена, я приступил к оперативной работе в оборонном отделе главного контрразведывательного управления КГБ СССР в должности младшего оперуполномоченного. В этом отделе прошёл хорошую школу контрразведывательного обеспечения «особо важных объектов» оборонной промышленности и, последовательно осваивая оперативные должности, дошёл до заместителя начальника отдела. А сферой моей деятельности была атомная промышленность, включая и атомный подводный флот.
Время, о котором я пишу, следовало за «Карибским кризисом» 1962 года, когда мир стоял на грани третьей мировой войны, причём, возможно и атомной. Это был разгар «холодной войны», когда противостояние между двумя сверхдержавами, СССР и США, выражалось не только в прямой военной угрозе и гонке вооружений, но и в стремлении к расширению их зон влияния. Естественно, разведки обоих стран прилагали огромные усилия для добывания информации о состоянии оборонного потенциала противника и тенденциях его развития. Атомная наука и техника во многом определяля этот потенциал и поэтому вызывала взаимно повышенный интерес к нему разведывательных сообществ обоих государств. В структуре Комиссии по атомной энергии США был, практически не скрываемый, разведывательный отдел. С позиции этого отдела, используя научные контакты, проводилась работа по проникновению к нашим атомным секретам и осуществлялись попытки вербовки наших учёных и специалистов, участвующих в международном научном сотрудничестве. Отдел, в котором мне довелось трудиться, вскрывал «устремления разведок противника, разоблачал разведчиков, прикрывавшихся «научными крышами», выявлял их связи среди советских граждан и проверял их на предмет возможной их заинтересованности в выдаче секретных сведений. Это примитивная схема работы, но по большому счёту, в этом суть контрразведки.