Потом эта секретность замучила, поскольку сильно ограничила свободу. Помню, был такой эпизод. Мы с приятелем, после стипендии любили хаживать в ресторан гостиницы «Москва» на седьмом этаже. Тогда цены были демократичные. Бутылка хорошего грузинского вина, типа «Мукузани» или «Гурджаани», «котлеты по-киевски» и пара салатов были нам доступны, тем более что в спецгруппе стипендия была повышенной. Сидим мы за столиком, подходит пожилой мужчина и спрашивает, можно ли ему присесть за наш столик. Оснований возражать не было, и он подсел к нам. Неожиданно, обращаясь к нам, он объявил себя американцем, происходящим из семьи русских эмигрантов первой волны. Его русский был безупречным и мы не сразу поверили, что оказались за одним столом с представителем «главного врага СССР», так в нашем представлении выглядели Соединённые Штаты Америки. Это был период разгара холодной войны и общение с американцем в ресторане грозило нам исключением из комсомола, из института, а может быть и ещё более серьёзными последствиями, учитывая нашу осведомлённость в государственных секретах в области ядерной ракетной техники. Именно в этом направлении нас и готовили. Достаточно сказать, что моим дипломным проектом было проектирование ионного движителя с атомной силовой установкой для перелёта с Марса на Венеру. А это был 1964 год. Вот такие были амбиции у этой, вернее, у той страны. Научным руководителем дипломного проекта был Севрук Д.Д., один из ближайших соратников С.П.Королёва, вместе они отбывали срок в концлагере. Тогда мы об этом не знали, только недавно по телевидению показали фильм про моего научного руководителя. Возвращаясь к эпизоду в ресторане, вспоминаю кокой шок мы испытали, просто об….лись и долго решали докладывать в первый отдел или рискнуть промолчать. Промолчали и всё обошлось. Позднее, будучи сотрудником контрразведки, я понял, как и чем мы рисковали. Весь этот эпизод описан, чтобы показать, как рано я столкнулся с секретностью и какие неудобства она доставляла в принципе очень приличным советским гражданам. Возвращаясь к вопросу, что же меня влекло в спецслужбу, о реальном содержании работы в которой я не имел ни малейшего представления, как оказалось потом, я думаю, что главным мотивом все же было самоутверждение. Невысокий рост, заурядная внешность, неудача в любви на первом курсе, о которой я не забыл до сих пор, породили во мне комплекс неполноценности. Это сейчас, с позиции прожитых лет, опыта общения с людьми, обладающими высокой внутренней культурой и не всегда с привлекательной, правильнее, неброской внешностью, но с притягивающим обаянием и внутренним светом, можно детально разобраться в мотивах своего поведения и, как бы объективировать его. А раньше многое решалось на подсознательном уровне, хотя в оценках себя старался быть искренним. Были, конечно, случаи, когда я переоценивал свои способности и возможности, но это все же больше исключение, чем правило. Видимо мне казалось, что работа в спецслужбе, сопряженная с некими мифическими рисками и трудностями, придаст мне уверенности в себе, а ближайшее окружение априори будет меня уважать. Материальные и карьерные мотивы может где-то и шевелились, но в силу полной неопределённости и незнания устройства служебной лестницы в этом полностью закрытом ведомстве не могли быть определяющими. Однозначно, что и патриотический мотив «служения Родине, не щадя живота» не доминировал в моей голове. Да, я готов был служить, служить честно в любом месте, куда в силу воинской дисциплины могли меня направить, и переносить тяготы военной жизни. О рисках, в смысле жизни, я тоже думал, но здесь было проще, так как я был призывного возраста и в любой момент мог быть призван на военную службу, то риски были равнозначные и не зависящие от моего выбора. Надо сказать, что в то время о «дедовщине» мы не слышали. Служба в армии ещё была престижной. После окончания институтов много парней добровольно шли служить на офицерские должности в армию и с удовольствием носили форму.