Наверное это действительно судьба, ведь я же его посадила к себе в машину с одной мыслью, чтобы познакомиться и может продолжить… теперь Куй знал, что я вот такая ветреная.
Биополярочка назревала.
Так, стоп!
Он тоже сел в машину и заигрывал.
Оказалось, что мы знакомы и теперь даже не знаю, куда деваться, потому что он вёл себя нагло, что ещё от Куя ожидать.
Григорий Петрович, мать его, Куй железо, снял нагло пальто и, разговаривая по телефону, повесил его на вешалку.
Я тоже скинула пальто, оказавшись в приличном платье по колено. Резинки чулок словно жгли ноги, напоминая для чего были куплены.
Я от нервов и растерянности быстро за ножницами сбегала, мешок разрезала, чтобы Тобика покормить.
— Борисыч, я не приеду.
Вот я так и представляла, что Куй железо должен иметь громогласный голос. Жестокий человек. Что греха таить – говно. Характер у него оставляет желать лучшего.
— Какое бухать? Я так и знал. Хорошо, что не приеду.
Он снял ботинки и задвинул их под полку. Потеснил Тобика, который вилял всем туловищем вместе с хвостом, слушая, как падают сухие катышки корма в его миску.
Остановить мужчину я не смогу.
Я вообще в лёгком шоке, проникающим во всё тело трепете, это приводило к мелкой дрожи.
— В доме кто-то есть? — поинтересовался Григорий, рассматривая мою гостиную.
— Нет, — ответила я, заламывая пальцы на руках.
— Отлично! Нам с тобой надо многое обсудить.
— Кажется, мы и так слишком плотно общались, — растерянно усмехнулась я, проходя в гостиную. — Будешь чай.
— Горяченького, Призма депрессивная, — он снял пиджак.
Он снял свитер…
— Замри! — ошарашенно выдохнула я, глядя на мужчину, раздетого по пояс. Теперь его точно не выгонишь.
Это… Это такое тело. Он весь из мышц состоял. Ни грамма жира – жилистый и высушенный. Плечи широкие, грудь волосатая. Светился отполированный золотой крест на солидной цепи. Блядская дорожка от пупка убегала под пояс брюк, которые он тоже расстёгивал.
— Остановись, чудовище!
— Мы с тобой с февраля знакомы, ты чего стесняешься? Показывай, что ты там для меня купила, — приподнял одну бровь и хищно усмехнулся.
— Григорий Петрович, — я выставила пустые ладони, во все глаза глядела ему в лицо, ниже нельзя.
Нельзя, он так потрясающе сложен, и в брюках член уже рельефом выделялся. Я даже возбудилась от этого. Но должен же быть хоть какой-то голос разума во всей этой ситуации, кроме хруста, что издавал Тобиус.