— Мы должны бороться за равные права! — пылает речью
ораторша.
Дорогая, если ты стоишь на сцене с микрофоном перед тысячами
людей, если тебя слушают президенты и королевские особы, если у
тебя капитал больше, чем ВВП некоторых стран, то какие такие
“права” тебе ещё не дали?
Я улыбаюсь, делая вид, что внимательно слушаю.
Ну что ж, играем дальше.
Я сижу в королевском лимузине, глядя в окно. За тонированным
стеклом проплывает Лондон.
Высотки из стекла и бетона соседствуют со старинными зданиями,
мосты протянуты над Темзой, уличные фонари отражаются в мокром
асфальте. Мимо мелькают красные автобусы, люди спешат куда-то под
зонтами, и всё это создаёт странное ощущение: привычный мир, но не
мой.
…Хотя, какой “мой”? В прошлой жизни у меня и не было никакого
“своего” мира. Я был там, где нужно, делал то, что требовалось. А
теперь… теперь я тринадцатилетняя девочка, принцесса Британии.
Некоторые на это, наверное, с ума сошли бы. Запаниковали, впали
в истерику, стали бы кричать про “неправильность” и
“несправедливость”.
А я просто наблюдаю.
Я не тот, кто цепляется за своё тело, прошлое или личность.
Человек — это не его форма. Это его разум.
И разум говорит мне: “Ты жив. Ты имеешь власть. Ты в лучшей
позиции, чем большинство людей. А значит, игра продолжается”.
Я улыбаюсь своему отражению в окне.
В этот момент водитель плавно притормаживает. Улицы вокруг
усеяны британскими флагами, полицейские регулируют движение,
пропуская наш кортеж. Люди смотрят, некоторые машут руками.
Интересно, им действительно есть до меня дело или просто приятно
видеть королевскую особу?
— Ваше Высочество, как вы себя чувствуете?
Голос прерывает мои мысли. Это леди Кэтрин Марч, моя личная
фрейлина. Женщина лет сорока, элегантная, в строгом тёмно-синем
костюме, с аккуратно убранными каштановыми волосами. В глазах —
вежливое беспокойство.
— Всё в порядке, леди Марч, — отвечаю я с лёгкой улыбкой.
— Вы так внезапно упали в обморок… — она качает головой, явно
переживая. — Врачи готовы осмотреть вас сразу по прибытии в
резиденцию.
— Я просто перенервничала, — произношу я ровным тоном.
О да, тринадцатилетняя принцесса, перенервничавшая на публике.
Никто и не заподозрит ничего странного.
Марч кивает, но в глазах читается сочувствие.
— Вы так много делаете, Ваше Высочество… Люди вас очень любят. И
ваша семья беспокоится о вас.