– Слыхали, братишки, он не знает, – Бастрыга блеснул золотым
зубом. «Братишки» закивали и захихикали, кривляясь как..., да,
точно, как черти у зеркала.
– Я тебе ничего не должен, – пискнул Васька. – И не твое это
дело, я все сам провернул, и добыча моя.
– Сам провернул? – удивился Бастрыга. – Не, вы видели?
– Чего тянуть, железом каленым прижечь, враз запоет, – предложил
черт в непомерном цилиндре, лезущим на глаза.
– И под когти иголочки, – посоветовал второй.
– Ну что мы, изверги какие? – погано усмехнулся Бастрыга. – Ты,
Николя, разве порядка не знаешь? Так я напомню тебе, если в городе
сливки какие снял, должен в общий котел тридцать процентов отдать.
Слыхал о таком?
– Не слыхал, – буркнул Васька.
– А-а-а, вон оно как. Дырявая у тебя башка, Николя, и дырок в
ней скоро прибавится. За сколько продал ту хрень?
– Сто гривен, всем, чем хошь поклянусь, – отозвался Василий.
– Врет, сучонок, – возразил Рух, испытав мстительное
удовольствие. – Тыщу точно взял, а может и больше.
Черти возбужденно загомонили:
– Тыща.
– Тыща.
– Мать моя, в сапогах.
– Ого-го!
– Цыть у меня, – оборвал Бастрыга. – Неплохой улов, да, Николя?
Значит, отдашь две. Сроку неделя.
– Почему две? – вскинулся Васька. – Побойся Бога!
– Богу на меня наплевать, – Бастрыга сплюнул на пол. – Три сотни
должен в котел, семь сотен семьям братишек, которых Шетень пришил
из-за тебя и еще, Сатана видит, пришьет, и тыщу за проценты
вернешь.
– Да где ж я возьму? – завопил Васька.
– Твои проблемы. И его, – ожег Бастрыга взглядом Бучилу. – Сроку
неделя.
– Веселые вы ребята, – развел руками Бучила.
– Ага, цирк тут у нас, – кивнул Бастрыга. – Весь, сука, вечер на
арене.
– Я Шетеня хотел наказать, пусть малой-малостью, но все лучше,
чем так, – вдруг захныкал Васька. – Брат твой Кирдяпа в прошлом
годе погиб.
– И чего? – насторожился Бастрыга.
– Дела он с Шетенем вел?
– С Шетенем.
– Так Шетень и надоумил его банк тот брать, а сам в полицию
доложил, вот Кирдяпа со своими и погорел. У банка засада ждала.
– Откуда знаешь? – глаза Бастрыги остекленели.
– Подслушал, как умруны его говорили. Смеялись еще.
– Почему мне не сказал?
– А чего ты ему сделаешь? – Васька подался вперед. – У него
силища, ух. И умруны. И полиция у него в кулаке. Раздавит тебя, как
блоху.
– Блохи, знаешь, любого могут затрахать, замучается чесать, –
глубокомысленно изрек Бастрыга и убрал пистолет. – Отдашь деньги, а
там поглядим. Не отдашь – не обессудь. А на Шетеня управу найдем,
пусть через год, через два, но мое время настанет. Пошли
ребята.