– Где она? – выдохнул Шетень.
– Деньги принес?
– Принес. Ивор, покажи.
Умрун, замерший у колдуна за спиной, выступил вперед и тряхнул
кожаными мешками в руках. Сладкий звон серебра было не спутать ни с
чем.
– Три тысячи гривен, – подтвердил Шетень. – Как ты и просил,
жалкое ничтожество. Но даже если ты каким-то чудом с ними отсюда
уйдешь, я тебя поймаю, расплавлю что там останется и залью тебе в
глотку, слышишь, упырь?
– Если бы каждый, желавший мне смерти, держал свое слово, я бы
уже умер раз примерно пятьсот, – отмахнулся Бучила. – Каких-то
жалких три тысячи. Реальная стоимость этой хреновины минимум в
десять раз больше. Полагаю, это была одна из самых ценных вещей в
коллекции Кондрата Дербыша, также известного как Костоед.
– Дербыш обыкновенная посредственность, дилетант, – Шетень
пренебрежительно фыркнул. – Его удел резать глотки. Тащит все, как
ворона, в гнездо, ни системы, ни смысла. Я просил продать, но этот
напыщенный идиот отказал. А отказов я не терплю. В любом случае
этот дурак не понимал, чем владел.
– Дурак, говоришь? – из пролома в стене заброшенного склада
выступил человек. Высокий, поджарый, с завитыми усами и хищным
лицом. За ним выходили люди, еще и еще, всего около дюжины. Те
самые, пахнущие водкой, железом и порохом. Собранные,
настороженные, похожие на диких зверей. Среди них Рух опознал
одноглазого и еще двоих участников давешних сумасшедших гонок по
городу. Банда Костоеда, как она есть. Куранты на Часозвоне
принялись отбивать двенадцать, и каждый удар сопровождался ревом
разгулявшейся, подогретой вином и элем толпы. Один, два, три...
– Кондрат? – удивился Шетень, жирные щеки предательски
затряслись.
– Не ожидал? – скрипучий голос Дербыша ничего хорошего не сулил.
– Я тут послушал твои интересные речи. Какая же ты все же тварь,
колдун. А я был к тебе добр, вел с тобой дела, пустил в свой дом. И
так ты мне отплатил?
Семь, восемь, девять...
– Кондрат, послушай, – Шетень вскинул пухлую руку, и Бучила мог
поручиться, что это был жест примирения, но никто разбираться не
стал. Чародей был чересчур резок, и взвинченные люди Дербыша
приняли это угрозой.
Двенадцать!
Разом пальнули с десяток стволов, и грохот выстрелов утонул в
канонаде полыхнувшего фейерверка. Черное небо расцвело огромными
шарами зеленых, желтых и алых огней. Умруны успели заслонить
хозяина, но Шетень все равно схватил жирным пузом несколько пуль и
сдавленно заорал. Грохнули новые выстрелы, клубами поплыл едкий
пороховой дым. Два умруна упали, выплескивая на снег темную кровь.
Люди Костоеда, по всему видать, подготовились и разили
полумертвяков серебром. Воздух вдруг стал колючим, словно
наполнившись тысячами мелких иголок. Рух вскочил и, пригнувшись,
бросился бежать вдоль стены, отлично знакомый с признаками
творящегося колдовства. Успел как раз вовремя, у троих бандитов
головы вдруг разлетелись, как подгнившие тыквы, окатив все вокруг
кровью, костями и кусками мозгов. Шетень пришел в себя.