Марьюшке становилось хужей и хужей. Лоб покрылся испариной,
рубаха приклеилась к телу, лицо заострилось. Лежала
раскаленная, мокрая, вялая. Ванька приготовился расплакаться
от бессилия.
Вошла мать, оттерла сына плечом. Склонилась к Марьюшке,
положила руку на лоб.
— Горит девка. Беги за лекаркой, живо!
— Это я щас! — Ванька пришел в себя,
опрометью бросился на улицу. С полдороги спохватился,
вернулся, схватил рубаху, потянул на бегу через ворот.
— Анька, воды! — донесся в спину материн
крик.
Никогда так Ванька не бегал, дышать стало нечем, спицей
кололо в боку. Лекарка Ефросинья жила на другом конце
села, возле Тверских ворот. Бабка поможет, всякие болезни знает
и лечит, и телесные, и душевные. Берет недорого, кто
сколько даст. Ванька бежал, распугивая курей, перепрыгивая грязные
лужи. Наступил в воду, черпанул через край. «Марьюшка,
Марьюшка», — прыгала в голове дикая мысль. Впереди
замаячила островерхая крыша. Всем телом ударился в калитку,
залетел на двор. Огляделся. Бабка Ефросинья ковырялась
на огороде, тяпая землю мотыжкой. Рядом дергался
приживала — оживленная волшбой деревянная кукла высотой бабке
до пояса, с ручками на шарнирах и грубо
намалеванным краской лицом. Такие еще встречались у старых
колдуний, помогая по хозяйству и в ведовстве. Увидав
Ваньку, приживала заслонил хозяйку собой. Ефросинья, напуганная
вторжением, погрозила сухоньким кулаком.
— Куды лезешь, диавол?
Ванька попер на нее.
— Репу подавишь, лободырый! — приживала замахал
тоненькими ручонками. — А ну повертай!
— Отвали, полено. Спаси, бабушка, — Ванька хлопнулся
на колени, не обращая внимания на разбушевавшегося
деревянного человека. — Невеста помирает.
— Марья? — подозрительно прищурилась лекарка.
— Она.
Лекарка отступила, щеря беззубый рот.
— Пущай помирает, оно и к лучшему выйдет.
— Бабушка!
— Заступе невесту верни, — Ефросинья погрозила
пальцем. — Она с ним повязана, так и будет соки
тянуть. Ту жилочку порвать сил моих нет, дело богомерзкое,
грешное. Не возьмусь. К Устинье иди, она с чертом
на короткой ноге, авось подмогнет. Ну, а ты чего
встал? — ощерилась бабка на приживалу. — Копай!
От бабки Ванька рысью несся, задыхаясь и падая.
Из конца села в конец, как дурак. А Марьюшка
помирает... Лишь бы успеть. Изба Устиньи за глухим
забором, ни щели, ни перелаза. Ведьма она, вот
и прячется с глаз людских, вершит худые дела.
За помощью к ней обратиться — душу продать.
А куда денешься? Ванька заколотился в ворота, как
мотылек.